— Что? Вы немец! — говорит самый старший из них, неуклюжий, с огромной седой гривой волос, которого другие называют начальником, шефом. — Гость из Германской Демократической Республики? Так его нужно встретить как положено, по обычаю!
Реваз противится, но это не помогает. Не успеваем мы опомниться, как прямо на камнях — где же еще? — расстилают белую скатерть, режут хлеб, колбасу, сыр и из широких плетеных бутылей разливают в глиняные кружки красное вино.
…Солнце уже высоко в небе, когда мы наконец попадаем на голый, холодный гребень Малого Кавказа. Вместо ударов гальки нас теперь сопровождает шуршащий скрип: мы едем через заснеженные горные луга. У одной ровной впадины мы останавливаемся, чтобы пропустить пастуха с отарой овец.
— Там, впереди, уже турецкая граница, — говорит Реваз и показывает вдаль, через блеющих овец. — Километров пятнадцать, не больше.
— А до Рустави сколько? — спрашиваю я.
Реваз недовольно машет рукой. Нам нужно было бы быть там еще до обеда.
Наконец дорога свободна, и мы начинаем спускаться вниз. Дорога извивается между холмами и горами, и Гоги приходится только нажимать на тормоза. Правда, дорога уже не каменистая, но один резкий поворот следует за другим, и, чем их больше, тем меньше сдержанности проявляет Реваз. Неожиданно, в тот самый момент, когда Гоги подъезжает к следующему повороту, Реваз подается быстро к нему и говорит:
— К черту эти надоевшие повороты! Прямо, поезжай прямо!
У меня волосы встают дыбом. Он сошел с ума?! Не успеваю я опомниться, как Гоги, не моргнув глазом, выруливает прямо на край дороги и едет вниз по склону, который обрывается так круто, что я падаю со своего места вперед, почти на спину Гоги. Потеряв от ужаса дар речи, я пристально смотрю вперед. Кустарники, обломки скал. Боже мой, что же это такое? Не более чем в десяти метрах от нас зияет расселина. "Тормози же, чудак, тормози!" Обеими руками я цепляюсь за спинку сиденья Гоги, вижу жестикулирующую Кетеван. Нужно выскакивать, больше ничего не остается! Скрежещут камни. Распахиваю дверь, что-то кричу, выпрыгиваю, и… машина останавливается. Всего лишь в каких-то трех метрах от расселины. Мотор глохнет.
Минутное молчание. Покашливая, я стаскиваю с плеч пиджак и отсутствующим взглядом смотрю на Гоги. Как же он мог последовать такому безумному указанию? Съехать с дороги, да еще когда кругом скалы, — это же чистое безумие! На подобное способны только самоубийцы! Может быть, у Гоги вдруг кончилось терпение? Водитель-профессионал — и устраивает такие штучки? Непостижимо, просто непостижимо! Что же теперь будет? По крутому неровному склону он проехал не меньше 20 метров!
Не шевелясь, Гоги сидит за рулем с таким видом, будто он остановился здесь, чтобы спокойно передохнуть и затем снова двинуться в путь. Как ни в чем не бывало, он закуривает сигарету. Замечая мой отрешенный взгляд, он с недоумением пожимает плечами. Реваз успел уже тем временем осмотреть расселину шириной не менее полутора метров.
— Подай машину назад, — обращается он с невероятно уверенным видом к Гоги…
Кетеван, как всегда спокойная, выходит из машины.
Не говоря ни слова, Гоги заводит мотор и дает обратный ход. Задние колеса крутятся назад, а машина сползает вперед, ближе к расселине. Склон слишком крутой, к тому же покрыт крупнозернистым песчаником и мелкими камнями.
— Может быть, Гоги все же выедет, если мы все поможем? — предлагаю я.
Но наши усилия приводят только к тому, что машина перестает сползать вниз. Колеса вгрызаются в мягкий грунт. Не помогают и ветки, которые мы подкладываем под ведущие колеса.
— Без посторонней помощи нам не обойтись, — деловито заявляет Гоги. — Нам нужен трактор и длинный трос. Он вытащит нас наверх, на дорогу.
Реваз мрачно смотрит на шофера и наконец говорит:
— Пойду поищу помощь.
— Будь осторожен! — кричит ему вдогонку Кетеван, когда он решительно перепрыгивает через расселину и размашистым шагом, обходя каменные глыбы, начинает спускаться в долину.
Он вскоре исчезает за скалами. Кетеван еще некоторое время смотрит в мрачное ущелье, а затем снова садится в машину.
Гоги, прислушиваясь, занял пост наверху, на краю дороги. Где-то поблизости урчит мотор. Может быть, случайно здесь проедет трактор или большой грузовик?
Вдруг доносится громкий шум мотора. Мы напряженно прислушиваемся.