Поистине трудно проявить большую предупредительность, и я рад, что могу еще раз выразить благодарность за столь любезное разрешение, которым я целиком обязан представляемому мною журналу.
И вот я вновь у трапа «Нормандии». Здесь меня ожидает самый сердечный прием.
Когда ты видишь вблизи этот великолепный корабль и можешь даже дотронуться до его бортов, он кажется еще более огромным и вместе с тем сохраняет изысканность форм и гармонию линий, несовместимых на первый взгляд с его размерами.
Темный изящный корпус парохода поднимается над спокойной гладью воды, и кажется, что его тонкая стальная стенка уходит в бесконечность. Четыре мачты — тоже из стали — взметнулись над палубой; они так высоки, что можно лишь с трудом различить огни на их верхушках. С каждой стороны корабля, параллельно его оси, тянутся два длинных коридора, огибающих различные отсеки, окрашенные в красивый, радующий глаз светло-серый цвет. Здесь находится огромный машинный зал, где стоит гул от семи тысяч лошадиных сил, которые сегодня вечером запустят винт парохода, и откуда выходят, подобно гигантским раковинам, повернутым к носовой части, диффузоры с воздушными рукавами, предназначенные для внутренней вентиляции. Затем рулевая рубка со штурвалом, которым может управлять, нисколько не напрягаясь, один человек благодаря силе пара, передающей рулю все его движения. Каюта капитана с мостиком наверху, возвышающимся над всем огромным трансатлантическим пароходом. Этот мостик, где во время плавания постоянно находится вахтенный офицер, примерно на три, а может быть, и на четыре этажа выше уровня моря. Здесь трудно подобрать подходящие сравнения! Только представьте себе: четыре этажа над поверхностью моря, при этом не забывайте, что большая часть парохода погружена в воду. Попробуйте вообразить, как будет выглядеть «Нормандия», если ее вытащить на сушу!
Прогуляемся по верхней палубе парохода от носовой части до края кормы (это сто сорок пять метров!). Мы увидим здесь брезентовые паруса, пол, вымытый так тщательно, словно его убирали голландские домохозяйки, бортовые ящики, огороженные железными столбиками, спасательные шлюпки, прикрепленные к корпусу судна шлюпбалками. С верхней палубы спустимся по большому трапу в каюты первого класса.
Здесь вы неожиданно оказываетесь в обстановке не просто комфорта, но настоящей роскоши, утонченной, не кричащей, отмеченной изысканным вкусом, хотя, пожалуй, и немного чрезмерной, превращающей в будуар огромный железный корабль, где швы и углы скрыты под мягкой обшивкой, стены обшиты самыми ценными породами дерева, где повсюду услаждают взор скульптуры, бархат, ковры, цветы.
Большой салон, где столуются пассажиры первого класса, — просто чудо! Массивные столы красного дерева, вращающиеся кресла, огромные зеркала, электрические лампы; стены отделаны кленом и обиты бархатом. Огромный букет тропических растений — настоящий сад — подвешен в центре над широкой панелью, отделяющей собственно салон от салона-гостиной.
Столь же прекрасен и салон-гостиная с мягкими диванами, обитыми золотистым бархатом, с горами подушек, коврами, заглушающими шаги, книжным шкафом, а перед ним неизменным пианино — орудием пыток для пассажиров, которые, вместо того чтобы слушать избитые мотивы музыкального ящика, предпочитают предаваться мечтам и сладостному ничегонеделанию. Впрочем, со всем можно смириться в этой обстановке тщательно продуманного уюта, даже с жалобными стонами пианино, вконец расстроенного усилиями англосаксов.
И я не удивляюсь теперь, почему англичане предпочитают плавать на наших пароходах, известных своей роскошью, отличной кухней и прекрасным подбором вин, что весьма ценится мастерами по части обжорства.
На своих же кораблях англичане кормят вас до отвала вареной картошкой и вареным мясом, подают дрянное вино из выжимок, именуемое пивом, промывают вам желудок попеременно чаем и черепаховым супом и продают на вес золота никому не ведомые вина из мексиканского порта Кампече… Кушетки там словно набиты персиковыми косточками, а салоны похожи на харчевни… Я испытал все это на себе!.. Вопреки собственному желанию, как вы догадываетесь.
Поэтому, несмотря на свое неискоренимое национальное чванство, вызывающее к ним такую неприязнь, англичане предпочитают великолепную, утонченную кухню наших трансатлантических пароходов и почтово-пассажирских судов, марочные вина, подаваемые в неограниченном количестве, и внимательный обслуживающий персонал, безукоризненно честный, хорошо воспитанный, который они охотно — и эгоистично — забывают при раздаче своих щедрот.