Когда покрывало было распущено, его почитаемые края подобрали, чтобы защитить его от рук персов, от неистового их устремления к нему, когда они с силой толкали и опрокидывали друг друга. [Кааба] являла присутствующим прекраснейшее зрелище, похожая на невесту, одетую в тонкий зеленый шелк. Аллах дозволил, по его милости, созерцать ее каждому желающему /180/ встретиться с ней и быть вблизи ее.
В эти дни почитаемый Дом был открыт каждый день для иноземцев — жителей Ирака, хорасанцев и других паломников, прибывших с иракским эмиром. Напор их толпы, их стремление проникнуть в почитаемую дверь, плотно прижавшись друг к другу, заставляли одних как бы плавать по головам других, будто бы они находились в пруду, полном воды, — зрелище, ужаснее которого не было видано! Оно способно было разбить сердца и сокрушить члены. Но эти люди не беспокоились тогда о том и не останавливались, а по-прежнему устремлялись к этому почитаемому Дому с чрезмерным пылом и жаром, подобно бабочкам, устремляющимся к огню лампы. Поведение йеменских сару при входе в благословенный Дом, о чем говорилось ранее, казалось в сравнении с поведением этих иноземцев, говорящих на ломаном языке, полным спокойствия и достоинства. Да позволит им Аллах извлечь выгоду из их намерений! А те из них, которые не выдерживали этой ужасной давки, находили здесь свой конец, да простит их всех Аллах!
Иногда некоторые из их женщин стремились в таком положении протиснуться сквозь это сборище, и, когда им это удавалось, их кожа казалась обожженной жаром стиснутой толпы, накаленной страстью и безрассудством. Да вознаградит их всех Аллах за их веру и их благие намерения, по его милости!
В ночь на четверг 15-го этого благословенного месяца [30 марта 1184 г.] после молитвы ал-атама перед ал-макамом оставили кафедру для проповеди. На нее поднялся хорасанский проповедник с величественной осанкой и приятной внешностью, который пользовался [сразу] двумя языками: арабским и персидским. И на том, и на другом он был чрезвычайно красноречив; речь его была непринужденна, выражения совершенны. Затем он обратился к персам на их наречии, растрогал их и вызвал вздохи и рыдания.
А на следующую ночь воздвигли другую кафедру за хатимом ханифита, и после окончания молитвы ал-атама на нее поднялся старик с белыми усами, полный величия и достоинства, с большими знаниями. Он начал свою проповедь, слово за словом произнося стих о троне[249], затем перешел к различным приемам увещевания и вразумления, также на двух языках. Этим он тронул сердца, /181/ воодушевил их и воспламенил, заставив кипеть гневом.
Затем к нему, как стрелы, полетели вопросы. Он отражал их, как щитом, своими быстрыми и красноречивыми ответами. Сердца были растроганы; удивление и восхищение овладели умами. Казалось, что он получил откровение.
Обычай проповедников восточных стран отвечать на многочисленные вопросы есть одно из убедительнейших доказательств своеобразия их толкования и очарования их речи; и это касается не одной какой-либо отрасли знания, а различных. Иногда проповедника стремятся поставить в затруднительное положение или сбить его с толку, но он находит ответ молниеносно, в мгновение ока. Способность к этому — в руках Аллаха, он дарует ее тому, кому хочет.
Перед проповедниками находились чтецы Корана. Они читали Коран, и звуки их голосов могли бы вызвать чувство удовлетворения и наслаждения и в камне, подобно [звукам] псалмов Давида[250]. И нельзя сказать, что именно в этом собрании было наиболее восхитительным. Аллах наделяет мудростью того, кого хочет. Нет бога, кроме него! Я слышал, как шейх-проповедник передавал предание, восходящее к пяти его предкам, передававшееся по неразрывной цепи от одного из них к другому, связывавшей с ними их отца. Он называл прозвище каждого из них, указывавшее на положение его в науке и его способности к восхвалению и к проповеди. Он глубоко овладел этим благородным искусством, восприняв его по наследству и снискав себе за то [славу].
Во все время совершения хаджа священная мечеть — да сохранит Аллах ее чистой и да возвысит! — представляла собою огромный рынок, где продавали все — or муки до драгоценных камней и от пшеницы до жемчуга и прочих товаров. Муку продавали от Дар ан-Надва до ворот Бану Шайба. А самым главным рынком служили галереи: та, что простиралась с запада к северу, и та, что шла от севера к востоку. Хорошо известны запрещения на этот счет, содержащиеся в законе; но Аллах победно завершает свое дело![251] Нет бога, кроме него.
250
Имеется в виду библейский Давид, которому иудейско-христианская традиция, воспринятая исламом, приписывала дар составления и пения псалмов. Считалось, что голос Давида имеет магическую силу и очаровывает не только людей, но и диких животных, и неодушевленную природу.