Мои музыкальные привязанности формировались стихийно. Мне кажется, что я люблю музыку, не будучи завзятым меломаном, однако знаю ее недостаточно хорошо. Если говорить о симфонической музыке, то я люблю Моцарта и Шостаковича, Вивальди и Баха, Чайковского и Вагнера, причем речь идет не о всем творчестве этих композиторов, а об избранных (избранных мною самим) вещах. Многое не заинтересовало или прошло мимо, оставшись неуслышанным: Барток, Хиндемит, Глазунов… Этот список я могу легко продолжить, впрочем, как и первый.
Из оперной музыки люблю больше всего Россини за его восхитительный и изящный мелодизм.
Вообще, мелодичность - определяющий момент в моем отношении к музыке. Потом и в легком жанре мне нравятся Дунаевский и Легран, Таривердиев, Франсис Лей, Паулс.
Было одно явление в легкой музыке, которое затронуло наше поколение глубже, чем остальные. Я говорю о джазе. Впрочем, не знаю, можно ли теперь называть классический джаз легкой музыкой.
Конец пятидесятых - начало шестидесятых годов… Мы узнаём американский джаз. Узнаем с большим опозданием (я говорю о массе молодежи), Щеголяем знанием стилей и имен, переписываем друг у друга пленки. Луи Армстронг и Элла, Каунт Бейси и Дэйв Брубек, оркестр Бенни Гудмана на Зимнем стадионе, потом приезд самого Дюка Эллнгтона! Традиционный диксиленд, «свинг», «горячий» и «холодный» джаз… и многочисленные любительские «джейм-сейшн», и кто-то уже свистит после удачной импровизации, узнав, что там свистом выражают наивысшее одобрение. И фотографии негритянских музыкантов, вырезанные из журналов. И Диззи Гилеспи с задранным вверх рожком своей маленькой трубы, и Майлс Дэвис, и пианист Телониус Монк, в черных очках которого отражается клавиатура…
Мы ревниво следим за нашими исполнителями и составами. «Нет, не то…» И вдруг с радостью и гордостью узнаем, что Дюк слушал наших музыкантов и наговорил им кучу комплиментов. Значит. И мы можем!…
А потом наступила эпоха вокально-инструментальных ансамблей, и джаз был изгнан с подмостков и из студий звукозаписи. Но наше поколение почти не заметило этого, потому что у него появились уже другие заботы. Получилось так, что смена музыкальных эпох обозначила границу между поколениями. Отныне для нас слова «мы» и «молодые» перестали быть синонимами. «Молодыми» стали «они».
Казалось, джаз исчез навсегда. Это было горько и обидно. Не говоря о том, что джаз - действительно великолепная музыка, наступившая ненужность его как бы подчеркивала ненужность его апологетов.
Проще говоря, в наших музыкальных вкусах уже не нуждались. Наше мнение безнадежно устарело. Только теперь джаз начинает отыгрываться и переживает ренессанс, правда, в новом качестве. В качестве классики.
Так чато бывает: шумное и даже скандальное явление по прошествии времени, сбросив шелуху моды и освободившись от пристрастий, становится классикой, если, конечно, в нем было зерно истинного искусства.В джазе оно было. Не сомневаюсь, что есть оно и в рок-музыке. Но здесь пока еще много шелухи.
Я описывал наше отношение к джазу только для того, чтобы задать два вопроса: 1. В чем сходство и отличие увлечения джазом у молодежи 50-х - начала 60-х годов и увлечения рок-музыкой у молодежи 70х- - начала 80-х? 2. Был ли джаз для нас «учителем жизни»?
Начту с ответа на второй вопрос. Он легче.
Несомненно, при всей любви к джазу мы не видели в нем «учителя жизни». Увлечение джазом нисколько не мешало знакомству с классической музыкой, литературой, живописью и пр.
Я уже слышу негодующий возглас моих молодых и наиболее нетерпеливых оппонентов: «А разве нам мешает?!»
Думаю, что мешает. Я ведь здесь говорю не об отдельных образованных представителях молодежи, а о некоем среднестатистическом любителе современной музыки. Согласимся, что его эрудиция в области рок-музыки, знание ансамблей, исполнителей, дисков, текстов и околомузыкальных подробностей значительно превосходят его же познания в области поэзии, прозы, живописи, симфонической музыки. Налицо довольно значительная дисгармония в общекультурной подготовке.
Когда-то в печати шумела дискуссия о «физиках и лириках». Находились горячие головы в рядах «физиков», которые в запальчивости утверждали, что в наш научно-технический век можно быть культурным человеком. Не зная Баха или Пушкина, но обладая широкими познаниями в области квантовой механики или теории автоматических систем.
Будучи по образованию инженером, я встречался со многими типами научных работников. Среди них попадались и узкие «технари», которые честно признавались, что искусство для них неинтересно. Правда, никто из них этим не гордился и не считал, что оно не нужно вообще. И все же наиболее блестящие ученые, мыслящие широко и смело, всегда были людьми высокой общей культуры.
Я говорю это к тому, что всякая диспропорция в духовном развитии человека так же мешает ему, как диспропорция физическая. Но если последняя часть бывает результатом болезни или врожденного порока, то устранить первую всецело в нашей власти. Гипертрофированное увлечение рок-музыкой в ущерб остальной культуре так же уродливо, как раздел культуризма, занимающийся «накачкой» определенной группы мышц. Любитель рока, знающий, сколько раз и на ком были женаты музыканты РОЛЛИНГ СТОУНЗ, и не могущий при этом отличить Чайковского от Бетховена, напоминает человека с сильно развитыми жевательными мышцами, скажем, при полной атрофии остальных.
Короче сказал Козьма Прутков: «У нас специалист подобен флюсу».
Но вернемся к первому вопросу. Собственно, я на него уже ответил. Как мне кажется, джазовая музыка была для нас лишь одним из искусств, но отнюдь не единственным искусством. А ее исполнители не были идолами. Нам не приходило в голову «болеть» за музыкальный коллектив, как за футбольную команду. Сходство заключается, пожалуй, в том, что и тогда и теперь на пути к постижению встречались определенные препятствия: недостаток информации, отсутствие денег, система запретов и пр.
Если же попытаться всерьез ответить на вопрос, какое из искусств выполняло для нас роль «учителя жизни», то придется ответить традиционно: литература.
Я не буду здесь распространяться о том, почему именно литература всегда оказывала наиболее существенное влияние на духовное формирование личности. Мне кажется это очевидным. Ни одно из искусств не преподносит с такой полнотой систему знаний о мире, подкрепленную чувственными впечатлениями.
Музыка не уступит литературе в силе чувственных впечатлений, но разве можно чему-нибудь научиться, не получая знаний?
И все же я отнесся к утверждению социолога с полной серьезностью, решив разобраться: как и почему рок-музыка выполняет приписываемую ей функцию «учителя жизни» нынешней молодежи?
Поначалу я пошел банальным путем. Рассудив, что в творчестве исполнителей эстрадных песен присутствуют музыка и текст, я решил, что именно текст, как явление литературное, «учит жизни» слушателей популярной музыки. Другими словами, любезная моему сердцу литература не утратила своего первенства, а лишь сменила форму существования. Тексты теперь не читают, а предпочитают слушать под музыку.
Этот вывод казался тем более верным, что согласовывался с моею любовью к некоторым поэтам, исполняющим стихи под гитару. Прежде всего, я говорю о Булате Окуджаве и Владимире Высоцком. Несмотря на органическое единство музыки и текста в их песнях, мне кажется, что рассматривать их творчество следует скорее как явление литературное.
Вот я и стал рассматривать тексты, исполняемые ВИА и солистами, как явление литературное. Больше того, я вслушивался в них с доверием неофита, стремящегося почерпнуть необходимую жизненную мудрость.
Что же я услышал?
Я услышал, что «вся жизнь впереди, надейся и жди», что «обручальное кольцо - не простое украшенье», что «ничто на земле не проходит бесследно», что «взлететь над суетой порой не просто-просто-просто-просто…»
И так далее.
Когда я просил перевести мне зарубежные тексты, часто получался конфуз. Оказывалось, что певцы иной раз попросту повторяют одну и ту же полюбившуюся им фразу, чаще всего вполне бессмысленную.