– Вывернетесь?
– Да, к концу дня. Я иду в кино. Можете мне посоветовать какой-нибудь хороший фильм?
Посоветовал, козел! Фильмец называется «Пламенеющие сердца». Я должен был насторожиться по одному только названию!
Это история одного мужика – хирурга, творящего чудеса только так. Однажды он втюрился в кошку, которая вертит задницей в «Фоли-Бержер». Красотка вытянула у него все бабки и бросила, как изношенный лифчик. Оставшись с хреном, эскулап превращается в клошара. Но однажды любительницу хрустов сбивает автобус линии Шарантон-Эколь. Девочке так жутко поломало ручку, что починить ее сможет только кудесник, а во всей Франции такой только один. Как вы догадываетесь, это эскулап-клошар.
Узнав об этом из газет, он прямо в прикиде мейд ин помойка идет оперировать танцовщицу. Она выздоравливает, раскаивается, они целуются, и фильм заканчивается как раз в тот момент, когда у меня начинается головная боль.
Я встаю, ругаюсь на идиота, посоветовавшего мне эту мутату. Когда видишь подобные шедевры, хочется узнать адрес режиссера и сходить разбить ему морду в качестве выражения чувств зрителей.
Смотрю на котлы: шесть.
Как раз успеваю высосать стаканчик дюбонне в соседнем бистро и вернуться в контору.
– Есть для меня что? – спрашиваю я телефониста.
– Есть, – отвечает он. – Фотография, переданная из Страсбура по фототелеграфу.
– Давайте.
Пока я распечатываю конверт, он спрашивает:
– Как вам фильм?
– Потрясающий! Того уже понесло:
– Видели, как он кусает губы, когда смотрит на снимок в газете?
– Бесподобно.
– Какой актер, а?
– Да, а какая роль!
– О, это...
– Надеюсь, после подобного фильма он больше не найдет себе работу.
Мой собеседник замирает с карточкой в руке.
Я не теряю времени на его обращение в истинную веру.
Фото, что я достал из конверта, наполняет меня радостью.
– Соедините меня с лабораторией!
Мне отвечает Гриньяр.
– Так, малыш, дуй в спецкамеру и сделай фото парня, что маринуется там. В темпе! Оно мне нужно максимум через четверть часа. Принесешь мне его в бистро напротив.
– Хорошо.
Я обращаюсь к телефонисту:
– Позвоните Старику. Мне неохота к нему подниматься и звонить. Скажите, что я просил сообщить о моем приезде советскому послу. Я буду там через часок.
Я быстро отваливаю. Если бы я пошел к боссу, он стал бы меня спрашивать, как и почему, начал бы взвешивать необходимость визита к Советам, короче – вставлять мне палки в колеса, в чем я в данный момент совершенно не нуждаюсь.
Я предпочитаю вернуться к толстяку из бара напротив, который, наверно, недоволен моим утренним бегством.
Когда я являюсь, он орет на официантку.
– Не надо поднимать такой шухер! – кричу я. – Месье принимает себя за Цезаря?
– Ха! Удравший! – восклицает толстяк.
– Я знаю, что утром смылся немного невежливо, но я внезапно вспомнил об одном важном деле.
– Вежливость и легавый – две несовместимые вещи, – высказывается кабатчик.
– Точно так же, как ты и интеллект.
– Нет, каков! Он оскорбляет людей у них же дома!
– Слушай, протяни руку и налей-ка мне выпить!
На четвертом стакане белого является Гриньяр в белом халате.
– Вот, комиссар.
– Выпьешь стаканчик?
Я предлагаю ему выпить исключительно из вежливости, потому что Гриньяр полный трезвенник. Его тошнит от одного вида стакана вина.
– Нет, спасибо, нет времени...
Я бросаю взгляд на еще мокрый снимок и аккуратно убираю его в мой бумажник.
Мой палец, а он малый хитрый и подсказывает много умных вещей, на этот раз нашептывает мне, что я иду по верному следу. А когда я выхожу на верный след, то любой, кто меня знает, скажет вам, что я с него не собьюсь, – это моя главная черта.
В советском посольстве меня встречает любезный маленький человек. Он в курсе моего визита и ждет меня. Он говорит по-французски без акцента, у него тихий голос и мягкие движения. Одет он в плохо сшитый костюм серого цвета, совершенно безликий.
– Вы, кажется, хотели получить некоторые сведения? – спрашивает он.
– Да, – отвечаю. – Это я веду дело об исчезновении вашего сотрудника. Он кланяется.
– Я знаю... И поверьте, мы очень благодарны вам за ваши усилия и надеемся, что они увенчаются успехом. Я смотрю на него, потом, не сдержавшись, срываюсь:
– Послушайте, милостивый государь, я вижу, вы прекрасно говорите по-французски, так что мне будет легче высказать свои мысли. Прежде всего я хочу вам сказать одну вещь: я полицейский, и полицейский добросовестный. Моя работа – выполнять приказы начальства, а об остальном не задумываться. Мне приказали найти живым или мертвым человека, и я сделаю все возможное и невозможное, чтобы найти его. Но меня с самого начала удивил один момент. Я не заострил на нем внимание сразу, но по мере того, как мое расследование продвигалось, он удивлял меня все больше...
Он достает из жилетного кармана очки в железной оправе, дышит на стекла и вытирает их платком.
– Правда? – шепчет он своим по-прежнему доброжелательным голосом.
– Правда, месье... э-э...
– Бразин, – тихо представляется он.
– Меня удивляет, во-первых, то, что вы посвящаете французские спецслужбы в свои домашние проблемы, – это на вас не похоже. Во-вторых, что вы просите меня найти человека, не дав мне его фотографии.
Он пытается вставить слово, но я ему не даю этого сделать и повышаю тон:
– Что касается первого пункта, он относится скорее к компетенции МИДа, чем простого полицейского. Охотно соглашаюсь, что это не мое дело... Но вот пункт второй – самое что ни на есть мое. Почему вы не приложили фотографию пропавшего к вашей просьбе о розыске, месье... э-э... Бразин?