стариком.
—
Знакомьтесь, кадет Иванов, — резко бросил дядя. — Этот
человек — ваш дед.
Белоголовый старик поднялся навстречу Сергею. Его лицо
лучилось счастьем, а губы мягко шептали, словно приветствовали
его каким-то незнакомым именем:
—
Сократес... мы все-таки свиделись... мой Сократес...
Гершль протянул руки, чтобы поскорее обнять своего
внука. Когда же увидел, что мальчик не узнает его, сжал его руку в
своих старческих ладонях:
—
Здравствуй... Сережа. Вот мы и встретились. Я так давно
собирался навестить тебя, вот только... ну вот, теперь ты знаешь,
кто я.
Директор оборвал его на полуслове:
—
Отправляйтесь в казарму, кадет Иванов, и соберите все, что вам
может понадобиться в увольнении. Вы идете в увольнение на два
дня.
—
Что же касается вас, — обратился он к Гершлю, — то вы
отвечаете за то, чтобы в воскресенье пополудни мальчик был в
школе. Ему нужно готовиться к занятиям. Я не хочу, чтобы он
вырос... как вы говорите... невежей.
—
Конечно, конечно, — сказал Гершль, не выпуская из рук
ладошку мальчика. — Нам всем нужно учиться, много чему
учиться...
Директор только рукой махнул, давая понять, что не задерживает
их. Сергей что было духу бросился в казарму собирать свои вещи.
А потом началось его увольнение. Они с дедом бок о бок шли по
долгому темному коридору, вышли через железные ворота, и через
поле, по заснеженной дороге — к поросшему леском холму.
Восьмидесятилетний Гершль — на самом деле он перестал считать
свои годы после того, как умерла Эстер, — двигался шаткой
походкой, зато Сергей летел, как на крыльях. Он то забегал далеко
вперед, то снова останавливался, чтобы дед мог догнать его,
сбивал снег с веток и, словно опьяненный нежданной свободой,
жадно вдыхал морозный воздух. Он не знал слов, которыми можно
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГОРЬКОЕ И СЛАДКОЕ
24
было выразить его восторг. Ведь он, оказывается, был ничуть не
хуже тех, других кадетов, что оставались сейчас в школе.
У него тоже есть в этом мире свои близкие люди. У него тоже есть
семья.
Они петляли между деревьями, пока тропа не вывела их к
внушительного вида валуну, возвышавшемуся как раз у основания
каменистого, поросшего лесом холма. Гершль вытащил карту из
внутреннего кармана своего потертого пальто и показал ее
мальчику:
24
ПУТЕШЕСТВИЕ СОКРАТЕСА
—
Вот твоя школа, видишь? А вот этот валун, он тоже отмечен на
карте. А вот сюда мы с тобой направляемся, — Гершль постучал
согнутым пальцем по крестику, который сам же он нарисовал на
карте темными чернилами. Сергей, который уже знал основы
ориентирования по карте, понимающе кивнул головой и запомнил
указанное место.
Сложив карту и спрятав ее на прежнее место, Гершль,
прищурившись, посмотрел на заснеженную тропу. Затем вытащил
карманные часы, нахмурился.
—
Нам нужно оказаться на месте до того, как начнет темнеть, —
сказал он. И они снова тронулись в путь, вверх по пологому
склону.
Сергей уже был приучен следовать приказам, не задавая вопросов.
Но детское любопытство понемногу брало верх, и он не выдержал.
—
А мы идем к вам домой? — спросил он.
—
До моего дома отсюда ой как далеко, — стараясь не потерять
дыхание на подъеме, ответил Гершль. — Те два дня и две ночи, что
у нас с тобой есть, мы проведем у Бе- ньямина и Сары
Абрамовичей. Мы с Беньямином друзья уже много-много лет.
—
А у них есть дети?
Гершль улыбнулся. Он ждал этого вопроса.
—
Есть, двое. Авраам, двенадцати лет от роду, и маленькая Лия,
ей всего пять.
—
Их имена такие... Никогда прежде не слышал, чтобы детей
звали такими именами!
25
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ГОРЬКОЕ И СЛАДКОЕ
—
Это еврейские имена. А сегодня мы празднуем Субботу.
—
А как это — праздновать субботу? — спросил мальчик.
—
Суббота — священный день, отведенный для отдыха и памяти.
— Как воскресенье?
—
Да. Но наша Суббота, мы зовем ее Шабат, она начинается
пятничным вечером, когда на небе появляются первые три звезды.
Тем временем они все выше забирались вверх по лесистому
склону, пробираясь между валунами. Старик ставил ногу
осторожно, стараясь не споткнуться, пока его восьмилетний внук