Вновь открылись двери и вошедший монах жестом показал, что пора уходить.
— Ни в небе, ни в середине океана, ни в горных расщелинах, нигде в мире нет места, где кто-то может победить Смерть.
Голос сидящего пронзил наши спины, не дав сил обернуться. Поражённые, мы молча вышли из храма.
— Так, значит, это правда? — Санька смотрел на меня торжествующим взглядом.
Я думал о значении сказанного тем, кого теперь зовут Тао. Смерть непобедима, но она — неотъемлемая часть жизни. Мне предстоит ещё понять смысл. Кажется, я услышал монаха.
Москва радушно обнимала нас октябрьским ветром с дождём, а подворотни напоминали блёклыми граффити: «Цой жив!»...
Балетная кровь
— A la seconde! — указка пани Ирэн коснулась ноги. — Выше, девочка, выше!
Кажется, выше уже невозможно. Совсем нет сил. Но пани Ирэн всё ещё рядом и зорко следит за безупречностью выполняемых па. В глазах темнеет. Крошечная капелька пота катится по лбу. Завиток чёрных волос выбился из «бобышки», собранной шпильками на затылке, и прилип к шее. Ещё секунда, и девочка упадет от изнуряющего испытания.
— Merci de votre attention! — Грациозной походкой владелица балетной школы прошла в центр зала. — Девочки, урок окончен!
Панна Агнешка радостно поставила точку громким аккордом и встала из-за рояля. Ученицы, сделав шаг от станка, присели в реверансе, благодаря хореографа и аккомпаниатора за урок.
В раздевалке Франя, снимая пуанты, была не в силах сдержать слёзы. Ступни и пальцы ног нестерпимо горели. Растирания руками, которыми Франя пыталась облегчить болезненные ощущения, не помогали. Тоскливые мысли бежали в кудрявой головке двенадцатилетней девочки. «За что пани Ирэн так меня ненавидит? Именно меня пригласили танцевать в постановке “Феи кукол”! Из сорока учениц балетной школы пани Ирэн Прусики танцевать партию дочери купца должна была я. Как назло, на следующий день, занимаясь с невиданным энтузиазмом, растянула связку, и роль отдали другой ученице! Но ведь вначале выбрали меня! — Франциска шмыгнула носом: — Нет справедливости на свете!»
Скрипнула дверь, девочка вскочила на ноги:
— Пани Ирэн, простите. Я задержалась! Я сейчас же уйду.
— Франциска, останься, — изящная рука коснулась плеча, пани Ирэн заглянула девочке в глаза, — я знаю, что излишне строга к тебе. Но по-другому не будет. Ты талантлива. Я вижу твой потенциал, он намного больше, чем ты можешь предполагать, поэтому я не отступлюсь от тебя. Пройдут годы, и однажды ты, знаменитая балерина, скажешь эти же слова своей маленькой ученице. А пока просто верь мне… — сочувствие, мелькнувшее при этих словах на лице пани Ирэн, вновь сменилось высокомерной холодностью, — можешь идти!
Франя вприпрыжку бежала вниз по мраморным ступенькам лестницы, пролетая две последние в grand jete.
Каждую пятницу отец заходил за Франциской, и они шли в кондитерскую пана Новака. Всего одно крохотное пирожное, о котором Франя мечтала всю неделю. Нежный бисквит и облачко взбитых сливок — это счастье, у которого есть вкус! А к воскресному чаепитию она получит из маминых рук плитку «Czekolada Jedyna». Эту шоколадку Франя растягивала на всю неделю. Каждый вечер тайком доставала из-под подушки, отламывала по маленькому кусочку и засыпала, держа за щекой это сладкое чудо.
Резкая боль в колене и затёкшая шея заставили открыть глаза. Какой чудный прекрасный сон!.. Жаль только, что лицо отца она так и не увидела. Его не стало в 1940-м. Сердечный приступ — лучшее, что могло случиться с евреем в оккупированной немцами Варшаве.
Холодно. Поезд хоть и пассажирский, но не отапливаемый. Ноги совсем занемели, хочется вытянуть их, но слишком тесно. Все проходы заставлены чемоданами и сумками.
Франциска пригляделась к соседям напротив. Худенькая девочка лет 14 и заплаканная женщина. У девочки две косички сплетены крендельком и украшены коричневыми атласными бантиками. Серое добротное пальто и скромные грубые чёрные туфли, начищенные до состояния, когда в блеске они могут спорить с лаковыми. Руки лежат на коленях ладошками вниз, спина безупречно ровная. Про себя Франческа улыбнулась: «Наверное, папа дантист или семейный доктор. Аккуратист, и в дочке воспитал это качество».
— У меня есть шоколадка, хочешь? Как тебя зовут? — где-то на дне сумочки её любимый с детства шоколад. Это запас на самый плохой день. Он, наверное, наступил. Но дальше — свобода. Франциска — теперь подданная Аргентины, а значит, может покинуть страшную, ставшую варварской в своей жестокости Польшу.