— Спасибо, я — Анна. Это моя мама. А папа врач, остался в Варшаве, но, как только он найдёт деньги, то купит паспорт и приедет к нам.
Твёрдая уверенность в глазах Анны мгновенно подняла настроение Франциске. Она вздохнула.
— А я немного жалею, что уезжаю. В Варшаве мама осталась. Но всё будет хорошо. Скоро приедем в Бургау, а потом Швейцария и мы в безопасности. — Франциска подавила комок в горле.
Купить аргентинский паспорт и вырваться из варшавского ада было единственным выходом для юной еврейской девушки. Полторы тысячи долларов, деньги невероятно огромные, собрали друзья. Власти оккупированной Польши обещали евреям, имеющим двойное гражданство, выезд из страны с условием обмена на немецких военнопленных.
Поезд стал замедлять ход и, несколько раз резко тряхнув пассажиров, остановился.
Стала слышна немецкая речь и лай собак. Двери вагона, где ехала Франциска, открыли. В помещение хлынул свежий сырой воздух.
Симпатичный офицер, доброжелательно улыбнувшись, представился Францем Хёсслером: «Добрый день, господа, небольшая формальность на границе. Перед въездом в Германию необходимо принять душ в целях дезинфекции. Женщины идут направо, мужчины налево. Душевые находятся в бараках. Поспешите, времени мало».
Люди обрадовались вынужденной остановке. Девочка Анна улыбнулась Франциске:
— Как здорово размять ноги. Мамочка, пойдём быстрее! Может быть, если останется время, нам разрешат немного прогуляться?
Женщины гуськом под взглядами немцев заходили в помещение.
— Вы должны снять в себя всё и идти в душевую. Когда разденутся все, мы подадим воду.
Видя, что немцы не покидают помещение, никто не решался раздеваться. Один из офицеров вытащил револьвер и ткнул в стоящую ближе всех девушку: «Schnell!»
Франциска ещё несколько минут назад поняла, что всё кончено. Нет, её двадцать три года не пронеслись перед глазами. Осознание того, что этот тёмный грязный барак — последнее, что она видит в своей жизни, и бежать некуда, придало силы.
Медленно расстегнула кофточку, потом ряд мелких перламутровых пуговок на блузке. Краем глаза девушка видела взгляды немцев, скользящие по её телу. До других пленников им уже не было дела.
Раскачивая бедрами в такт только ей слышимой музыке, она медленно высвободилась из юбки, которая, скользнув вниз, упав к её ногам. Трусики и лифчик были медленно сняты. Теперь на ней оставались только модные туфли на каблуке. Неожиданно нагнувшись, Франциска сняла туфельку и, собрав все силы, метнула её в сержанта. В следующее мгновение она подбежала к человеку, закрывшему обеими руками окровавленное лицо. Выхватила из кобуры револьвер. Нажала на курок.
Два выстрела попали в стоящего рядом эсэсовца Шиллингера, застряв у него в животе. Ещё одна пуля угодила в ногу сержанту Эммериху, который не мог прийти в себя после удара туфлей.
Обнаженные женщины кинулись на фашистов. Рвали волосы, царапались, кусались. Немцы бежали из барака, помогая своим раненым.
Двери барака были закрыты. Страх перед разъярёнными женщинами не давал войти и закончить задуманное.
Через несколько минут зондеркоманда трусливо расстреляла пленниц через тонкие стены барака.
***
Стриптиз в газовой камере, танец смерти еврейской балерины Франциски Манхаймер был рассказан уцелевшими после войны фашистами. Зная, что смерть неотвратима, женщины до последнего боролись за жизнь.
Героизм — это род смерти, а не образ жизни... (Габриэль Лауб, польский писатель еврейского происхождения)
Конец