— Нас зовут Штенгели, мы новые жильцы, — добавил Горошек.
— Ах так! — сказали трое мужчин и начали снова играть в дурака.
Горошек и Анни с минуту молчали. Потом Анни сказала:
— Здесь ужасный сквозняк. Дует вон из той чёрной дыры.
— Это подземный ход, — сказал третий мужчина. — Через него мы всегда входим и выходим.
— А куда же мы зимой денем дрова и капусту, если вы заняли наш подвал? — спросила Анни воинственно.
Горошек повращал глазами и заметил:
— Женщина с кошками ничего про вас не говорила.
— Ах, женщина с кошками — наша мать, а мы трое — её сыновья, — сказал один из мужчин. — А теперь скажите нам на милость: где же нам играть дома? На всех креслах, на всех кроватях, столах и подоконниках сидят кошки. По сравнению с нашей квартирой этот подвал просто находка.
— Верно, — сказал другой. — Этот уютный подвал нам необходим.
— Только для того, чтобы играть в карты? — спросила Анни. На лбу у неё обозначились две складки, и выглядела она уже довольно сердитой.
— Не только в карты, — последовал простодушный ответ. — Иногда мы играем в домино.
Горошек нагнулся и поднял Сузи с земли.
— Хотя наши родители и разумные люди, — сказал он, — но поймут ли они это, мы не знаем.
— Подвал нам нужен, чтобы хранить в нём дрова и капусту, — непримиримо заключила Анни.
Потом брат и сестра поднялись вместе с Сузи наверх, чтобы доложить обо всём родителям.
Ночь на чердаке
Папа Штенгель был не в восторге от троицы, которая играла в подвале в дурака.
— Мы замуруем подземный ход, — сказал он.
— Правильно, — заметила мама. — Разумеется, при тридцати шести кошках найти тихий уголок нелегко, но ведь и наш подвал не казино.
Анни кивнула:
— Правильно, пусть они поищут другую казарму.
— Казино, — поправил её Горошек. — Ты вечно искажаешь незнакомые слова.
Анни оскорблённо сверкнула глазами и принялась угощать Сузи и белую мышь печеньем и малиновым желе. Но у Сузи, видимо, было скверное настроение. Она выплюнула чёрствое печенье и сунула голову в накладной кармашек рюкзака. В этом кармашке Горошек припрятал варёные макароны, а Сузи любила их больше всего.
Отец заглянул в дверь подвала и, почесав подбородок, сказал:
— Возможно, на чердаке тоже кто-нибудь сидит. В этом доме нужно быть готовым ко всему.
— Определённо, — сказала мама. — Госпожа Свобода давно бы лежала в обмороке. К счастью, нервы у нас покрепче, чем у неё.
— Бедная тётя Митци… — вздохнул Горошек. — Теперь у неё не осталось никого, кому она могла бы подарить пустые флаконы, катушки и старые календари.
Однако пора было осмотреть чердак. Затаив дыхание, отец, мать, Горошек и Анни гуськом поднялись по лестнице.
Посторонних мужчин под корабельным фонарём здесь не оказалось. Чердак приготовил более приятные сюрпризы. Например, два не очень дырявых матраца, набитых соломой, стиральную доску, посудину для керосина и большой кусок окорока. Он висел на тонком шнуре и распространял великолепный запах.
Штенгели просияли.
— Трижды ура людям, которые жили здесь до нас и забыли этот окорок! — воскликнул папа.
А мама добавила с признательностью:
— Это постный рулет.
Когда от рулета остался только крошечный кусочек, мама выбила из мешков пыль, заткнула внутрь пучки соломы, торчавшие из дыр, и сказала:
— Наши кровати будут здесь только в среду вместе с остальной мебелью. А посему соломенные матрацы — наше спасение.
После чего все улеглись спать. Минуту спустя Горошек поднял голову и проворчал:
— Здесь чем-то воняет, фу!
Никто ему не ответил. И Анни и родители уже успели заснуть. Но Горошек никак не мог успокоиться.
— Разве вы не слышите, — громко крикнул он, — что здесь воняет?
Мёртвая тишина.
— Эй, Анни! — позвал Горошек.
— Ну да, — ответил голос матери. — Пахнет керосином. Горошек, выстави посудину за дверь.
Горошек вынес посудину и вернулся к постели.
— Вы слышите губную гармонику? — вдруг спросил он.
— Я слышу, как лает собака, — сказала Анни.
— А я слышу, как свистит паровоз, — сказала мама.
Отец поднялся со своего матраца и просунул голову в слуховое окно.
— Ага, — сказал он. — Там на балконе кто-то сидит и играет.
— А почему это нужно делать именно ночью? — спросила мама, переворачиваясь на другой бок.
— Эй, почему ночью? — крикнул папа из слухового окна.
Снаружи последовал ответ: