Сначала я услышал пыхтенье, потом шаги. А потом стало писец как мокро и неприятно.
Холодной водой меня облили, короче.
- Кто тут на, - возмутился я.
- Подъем, - невзирая на моё возмущение, заорал Чиж. - Через два часа на сцену!
- А повежливее рок-звезду разбудить нельзя что ли? - продолжал я катить бочку.
Но возмущения остались без ответа. Мне опять протянули руку и потащили во двор.
- Банька готова. Жару только много не давай, - напутствовала Чижа бабуля, когда дружан превозмогая мое праведное возмущение и сопротивление, тащил меня в сторону бани.
- А я играю колхозный панк, а значит должен иметь соответствующий вид, - протестовал я, еле-еле передвигая ноги.
- Да я после того, как в чувство придешь, с великой радостью тебя в навозную яму скину, - разозлился Чиж.
- Злой ты. А ещё друг, называется, - буркнул я и, выдернув руку, сам поплелся в сторону бани.
Что ни говори, а баня, действительно, творит чудеса. Всего-то через полчаса пыток веником и обливаний ледяной водой меня попустило. В животе забурчало и дико захотелось есть.
- Слушай, а чем всё вчера закончилось? Нихрена не помню, - спросил я у Чижа, когда мы вышли из бани на просторы бабкиного огорода.
- Пришёл ветеринар и у него был спирт. Чистый, - бросил Чиж. - Я не стал. А ты меня послал, и граненый стакан чистяка залпом залудил. А потом Галька пришла.
- Это жопастая?
- Ага.
- А я чего?
- Да ничего. Лёха-звукарь к ней подкатывать начал. А ты возмутился. Галька сгребла вас в охапку и потащила в темноту. Бухаринские мужики её побаиваются. Ей двадцать восемь, а она уже трижды вдова. Не везет ей. А местные говорят, что она ведьма и затрахивает до смерти. Так что, с этим делом у неё туго. А тут целых два ухажёра. Одновременно. Что у вас там было, я не знаю. Я к Катюхе пошёл.
- Понятно, - протянул я. - Значит, бросил товарища на поле брани на растерзание оголодавшей валькирии и свалил со спокойной совестью.
- И ничего не свалил, и не со спокойной совестью, - возмутился Чиж. – Я как обязательную программу отработал, так сразу к тебе на помощь кинулся. Я тебя с трёх часов ночи искал. Даже пиво для тебя прихватил, - напомнил он.
- За пиво лайк и уважуха,- согласился я. - Только если я спирт бухал, зря ты мне его дал. После спирта даже воду лучше не пить и суп не есть. Накроет, мама не горюй.
Жизнь постепенно налаживалась, самочувствие стало чуть лучше, чем совсем хреново. Но жить можно. Чиж меня в дом завел, а там на кухне супчик куриный, капуста квашенная, стопочка и пузырь с какой-то настойкой.
- Бабка сказала, три ложки съешь и писярик опрокинешь. Потом резко работаешь ложкой. Второй - после того, как всю тарелку навернёшь. Сказала, через двадцать минут будешь, как козёл молодой скакать.
- Про козла обидно, а вот за заботу респект, - вздохнул я и уселся за стол. - А бабуля, то, кстати, где?
- В смысле где? На сейшене. Поит городких лохов нашей самогонкой. И почти ничего взамен не просит. Так, ручку позолотить сотенной купюрой за стаканчик.
Бабкин супец оказался выше всяких похвал. Полчаса и от похмелья не осталось и следа. Молодецкой бодрости в теле, правда, не было, да и голова слегка туманная была, но жить можно. Меня даже опять на подвиги потянуло.
Послеобеденный кайф прервал чижовский мобильник.
- Вы где там? - услышал я бабулин голос. - У меня тут горючка кончается. Давай тащи всё, что есть! Срочно!
- Едем, - проорал Чиж и нажал “отбой”.
- Пошла торговля, - радовался малой, потирая руки. - Бабка говорит, три фляги уже реализовала.
Прикид для сейшена у меня оказался подобающим.
Хоть тело и сияло послебанной чистотой, а на сейшн напялил я свои видавшие виды и заляпанные какой-то дрянью джинсы, которые ещё утром в палатке звукарей искал. На ноги - стоптанные говнодавы. А вот с футболкой облом вышел.
Самую крутую, но обосранную подлыми птицами, я напяливать на себя не захотел. А где другие хранились - не знал.
Решил рушить стереотипы и напялил сначала свою рубашку с выпускного, а на это воняющую чем то кислым косуху. Потом подумал и галстук на шею повязал. Он с выпускного в шкафу лежал.
Ничего, так кстати, смотрелось. Чиж оценил. И даже позавидовал.
У него-то прикид не такой олдовый был. Хотя тоже внушал уважение. Нечёсаный и засаленный хаер, который уже на плечи спадал. Серенькая, в обтяжку, футболка. Длинные шорты и раздолбанные кроссовки на голую ногу.
- Гитары в машине, пойдём, горючку загрузим и валим, - подмигнул он мне. - На батином джипе поедем.