- Договорились, - говорю я. - Хорошо, что папа не спросил про ухо.
- А правда, отчего вдруг ухо покраснело? Я стал вспоминать, что делал весь день. Поход в кино, вылазка в "зону," геройское возвращение, обнимашки. Стоп! А ведь кто-то из ребят на радостях прикладывал к моему уху большую морскую раковину - послушать прибой! Кто же это был? Худой как жердь. Как же его имя? Кажется, Валька. Точно! Валька Иванов. Я еще отмахивался тогда, не до того было. А что? Все выходит! Если большую раковину прикладывать к уху несколько раз, то, конечно же ухо покраснеет. Вот и ответ на мамин вопрос.
Я положил перед собой тетрадь, открыл пенал, достал коробку "пионер" с новыми перьями. Писать при папе не решился, побоялся что он увидит как я сажаю кляксы. Надо потянуть время и дождаться, когда он займется чем нибудь. Я достал из пенала точилку "рыбка" и стал точить карандаш. После нескольких движений стержень сломался. Папа перевел взгляд с книжки на меня. Встал из-за стола и ушел в другую комнату. Через минуту вышел с перочинным ножичком. Я вспомнил, как в детстве он учил меня точить карандаши ножом. Может сейчас я как раз присутствую при этом историческом событии. Отец взял в руки карандаш.
- Смотри как надо точить. Кладешь карандаш на
подушечку указательного пальца левой руки и аккуратно лезвием ножичка стачиваешь верхнюю часть карандаша.
Я с интересом наблюдал за его работой. Отец любил все делать обстоятельно. Чтобы придать "товарный вид" карандашу, он сдул пыль и протер заточенную поверхность большим пальцем так, что она заблестела, как будто ее натерли маслом.
- Ну как? Принимаешь работу?
Я прикоснулся к острому как игла стержню:
- Здоровецки, пап, садись, пятерка! - Отец засмеялся.
- Это что-то новенькое. Такого я еще не слышал. Ну, давай теперь ты попробуй. - сказал он, усаживаясь на свое место.
Я вытащил из пенала новый карандаш, закрепил его между тонкими детскими пальчиками, взял отцовский ножик и начал осторожно точить. Отец внимательно наблюдал за моей работой.
- Помогай большим пальцем, сильно не дави, - подсказывал он.
Делаю вид, что мне дается это нелегко, хотя могу заточить любой карандаш не хуже чем он, потому что всю жизнь точил карандаши ножиком, по его примеру. Жалко, что не могу сказать ему об этом сейчас.
Папа взял карандаш из моих рук придирчиво стал рассматривать его.
- Карандаши всегда точи ножиком. Все эти точилки одно баловство. Из-за них карандашей не напасешься. - сказал он, протягивая мне карандаш. - Пятерку не могу поставить, но для первого раза неплохо. Ставлю твердую четверку! Ножичек можешь оставить себе. Храни его дома, в школу не бери, а то нам с тобой от матери достанется.
Отец встал из-за стола и ушел на кухню.
У меня появился шанс опробовать перьевую ручку. Я обмакнул перо в чернила и стал писать. В первом же предложении сделал несколько мелких клякс и одну большую, дугообразную кляксу, напоминающую по форме озеро Байкал. Вспомнил что кляксу можно убрать промокашкой. Свернув нежную бумажку уголком, приставил к кляксе. Промокашка медленно впитала чернила и не позволила кляксе расползтись. За обезвоживанием чернильной кляксы "Байкал", вспомнилось как мы использовали промокашку в школе. Рисовали рожицы на ней, писали записки, делали шарики и плевались через трубочки.
Своей работой я был доволен. Конечно, клякса в размере не уменьшилась, но зато поблекла, потеряла сочный цвет и стала не очень заметной.
Переписывание задания "В лесу" меня захватило не на шутку. Появился азарт. Я заметил что при переписывании мой язык повторял движения выводимых пером букв. Детские пальчики быстро вспомнили чему их учили много лет назад. Когда перо опускалось вниз, они делали "нажим"- верх выводили тонкие "волосяные" линии. За все время переписывания я не поставил ни одной кляксы, потому что сообразил, что после макания в чернильницу надо поднять перышко и подождать пока лишние чернила стекают в чернильницу и только потом приступать к написанию слов.
Глава 18
За переписыванием я не заметил прихода мамы. Она стояла на пороге комнаты и смотрела на меня. При виде мамы у меня из глаз поползли слезы. Чтобы не разреветься опять я выскочил из-за стола, бросился к ней, уткнулся ей в живот и затараторил:
- Мам, мам, я вспомнил почему ухо стало красным. Вальке Иванову папа привез с юга большую морскую раковину, и он всем ребятам прикладывал ее к уху, чтобы мы могли послушать шум морского прибоя. Мне он прикладывал раковину к уху больше всех. Вот ухо, наверно, и покраснело от этого ...и стало теплым! - закончил я.