Я глубоко вздохнул, как перед прыжком с тарзанки головой вниз, удобнее
уселся в кресле, взял в руки кубик, тщательно запутал грани, зашифровал в
слова. Положил кубик за пазуху куртки, чтобы он не вывалился из рук,
закрыл глаза и произнес:
- Поехали!
И сразу же пальцы забегали по граням. На внутреннем экране, как и в
первый раз, появились образы закодированных слов. Вращение набрало
сумасшедшие обороты. Образы менялись как в цветном калейдоскопе,
превращаясь в предметы, лица друзей и знакомых из прошлой жизни. И весь
этот паноптикум воспоминаний и образов из прошлого, рожденный моим
воображением, устремился в центр экрана к черной дыре, которая
безжалостно всасывала в себя, все что мне было так дорого. Тяжелая голова
набухшая как переспелый арбуз, готова была треснуть. Тело отделилось от
кресла, полетело к черной дыре и исчезло в ней. Наступила кромешная
темнота, как будто кто-то вдруг обесточил стадион в самый разгар вечернего
матча. Пронзительный холод медленно сковал тело, проник в мозг, и я
провалился в небытие.
Глава 7
Глава 7
Первое, что я увидел открыв глаза, были черные сатиновые шаровары и
сильно потертые кеды на детских ступнях. Причем правый кед был с дыркой,
из которого торчал грязный ноготь большого пальца. Я сидел в песочнице в
позе эмбриона. Шаровары и кеды принадлежали мне. Мои руки, под синей
кофтой, крепко прижимали к животу кубик.
После абсолютной темноты я не решался поднять голову, чтобы не
ослепнуть от яркого солнечного света. Ушные перепонки с трудом
выдерживали непривычную какофонию звуков. Музыка, смех, лай собаки,
плач ребенка, далекий перестук колес движущегося поезда и музыкальный
свист - все слилось в единый шум, от которого кружилась голова. Свист
перекрывал все звуки. Источник свиста был где то рядом...в нескольких
метрах от меня. Прислушиваясь, я уловил знакомую, но давно забытую
мелодию популярной песни моего детства. В припеве повторялось несколько
раз подряд имя девушки. “Марина. Марина, Марина, хорошее имя, друзья”.
Мне захотелось взглянуть на Свистуна.
Подняв голову я увидел мальчика одетого в черные шаровары как у меня и
серую кофточку с тремя большими пуговицами посередине. На ногах у него
были стоптанные сандалии неопределенного цвета. Рядом с ним сладко
дремала рыжая собака. Свистун держал в руке перочинный нож и
сосредоточенно смотрел вниз. Прицелившись, воткнул нож в землю,
нагнулся и лезвием прочертил линию. Старую линию стер ногой. Его
действия напомнили игру - «ножички». Я смутно помнил правила этой игры.
Когда клочок земли стал настолько мал, что Свистун уже не умещался на нем,
он обтер лезвие ножа о кофту, сложил его и сунул в оттопыренный карман
шаровар. После чего залез в песочницу и уселся рядом со мной. Было видно
что он скучал. Свистун обвел взглядом двор и произнес:
- Скукотища. И куда все подевались?
Он повернулся и посмотрел на меня. Я сумел хорошо разглядеть его лицо.
Два искривленных передних зуба и сильно оттопыренные уши подсказали,
что имя мальчика Витя Колупаев. Он умел шевелить ушами, лучше всех
изображать походку Чарли Чаплина и здорово свистеть.
Вопрос повис в воздухе. Я не знал что ответить, поэтому промолчал. Да и
что я мог сказать, если даже не знал какой сейчас день и который час.
Безлюдный двор удивил меня тоже. В моей памяти население нашего двора
всегда зашкаливало и напоминало улей с пчелами. Сейчас же двор пустовал,
не считая двух старушек сидевших на скамейке у дальнего подъезда, да
очередь из нескольких человек, стоящих на углу соседнего дома у большого
алюминиевого бидона на тележке. Женщина в белом халате наливала в
маленькие бидончики молоко. Я вспомнил, что так торговали молоком по
Воскресеньям. Выходит сегодня выходной.
Неожиданно хлопнула дверь. Из четвертого подъезда вышла маленького
роста женщина с папиросой в зубах. От стука двери проснулась собака,
подняла морду вверх и залаяла.
- Дамка! Фу! - прикрикнул на нее Витя. - Мам, ты куда ?
- К тете Лизе. Скоро буду. Со двора ни ногой, понял?
- Понял, - вяло ответил Витька.
Я вспомнил, что Витькина мать была дружна с моей мамой и тут же
подумал. Почему была? Она есть. И она и папа - они живые и молодые еще.
От мысли, что я могу прямо сейчас пойти домой, и увидеть родителей -
перехватило дыхание. А что меня удерживает? Да ничего.
Я встал и вылез из песочницы.
- Ты куда? - спросил Витя.