Иные уже останавливались в своих произведениях на тех, так сказать, отраженных чувствах, какие вызываются уже не какими-нибудь душевными конфликтами, а произведениями искусства. Например, если бы вы были Арти- колями, то, совершив такое вот путешествие, вы напечатали бы не только «дорожный дневник», но еще «Дневник» этого дневника, а ваша спутница — «Записки о дорожных записях моего мужа». Это неиспользованная еще залежь тем. Гвоздем последнего литературного сезона была книга Ручко, исповедь на шестнадцати тысячах девяти страницах, озаглавленная: «Отчего я не могу писать». Но не все наделены талантом Ручко. И вот для Артиколей, нуждающихся в героях, в действующих лицах для своих произведений, один умерший лет десять тому назад Бео создал этот Психариум, который представляет собой не что иное, в сущности, как «сад человеческих душ». Психариум наш имеет сотрудников-корреспондентов в Европе, в Америке, которые посылают нам интересные темы. Иногда попадаются еще интересные типы в среде Бео. Иногда счастливый случай приводит к нам таких гостей, как вы.
Члены Комиссии все усилия прилагают к тому, чтобы здесь представлены были выразители самых ярких чувств, какими жили старые романтические страны.
— А что вы называете романтической страной?
— Ну, такую, где не все пишут романы... — с неподражаемым лукавым простодушием ответила м-сс Александр.
Мы с Анной переглянулись.
— А вы, мистрис Александр, вы Артиколь или Бео? — спросила Анна.
— О! Я... — ответила она, — по происхождению я — Бео. Но я двадцать лет была женой Артиколя... Я отлично знаю их.
VI
Если бы не сожаление о прерванном путешествии, то нашему пребыванию в Майяне мы с Анной могли бы только радоваться, первое время, по крайней мере. Природа была чудесная, климат превосходный, обращение с нами было отменно предупредительное. Мистрис Александр скоро полюбила нас и отвела нам павильон на берегу озера. Мы могли бросаться в воду прямо с нашей террасы. Это доставляло огромное удовольствие Анне, которая чувствовала себя вполне счастливой лишь в воде. Было истинным наслаждением плавать в этом теплом озере, на дне которого видны были мелькавшие пестрые рыбы фантастических очертаний. Восхитительны были и прогулки за чертою города, в сопровождении слуги, который взбирался на верхушку кокосового дерева, когда нам хотелось пить, и сбрасывал оттуда кокосовые орехи, полные чудесного молока.
Но больше всего занимали нас наблюдения над жителями. Мы на каждом шагу отмечали знаки комической почтительности, какие Бео оказывали Артиколям. Иные из Бео доводили поклонение до того, что собирали для своих коллекций малейшие клочки бумаги, к которым прикасались священные перья Артиколей. Один богатый Бео, например, показывал нам старое перо, которым писал когда- то Ручко, и купленное им за большие деньги у антиквара. Это перо было для него реликвией. Для точного определения отношений жителей Майяны к искусству и художникам, мне пришлось бы пользоваться только такими словами, как религия, жрецы.
Лучшие из Артиколей — святые, живущие в вымышленных, их воображением созданных мирах. Все их желания, чаяния направлены лишь на то, что бы достигать совершенства в произведениях искусства. Высочайшим жизненным достижением мнится Артиколям уподобление великим, чтимым на острове Майяне Артиколям, как Флобер (у многих Бео имеется бюст этого французского писателя), как Шелли — в храме, воздвигнутом английскому поэту, мы видели мраморную статую, изображающую его совершенно голым, — или Марсель Пруст: в годовщину его рождения в местном театре торжественный спектакль, и майянские артисты читают избранные страницы из его произведений. Между живыми Артиколями наиболее чтимый поэт — Альберти. Всю свою жизнь он вынашивал поэму в тридцать стихов, которую зачал в восемнадцать лет и закончил на семьдесят втором году своей жизни.