Сугробы почернели от вытаявшей печной сажи и покрылись ледяной коркой, корявой от пупырышков. Падая, мы об нее расцарапываем руки.
В утоптанном, унавоженном слое снега на дороге вода пропилила извилистое ущелье, глубиной мне по пояс. На дне его бурлит вода, несется по Бийскому спуску к Каменке. В ложбинах — озера, в ямках — лужи.
В санные выбоины, как в ледяные корыта, в узкие, длинные ленты-провалы от полозьев, в дыры от копыт — всюду налилась вода. Она шумит на весь город, пробивается к Оби, бурлит водопадами, льется с крыш с сосулек, брызгает из-под ног, летит кувырком с возвышенностей, рвется из подворотен, вскипает в промытые дыры из-под заборов.
Хозяева бросают в лужи доски, кирпичи, чтобы прохожим можно было хоть как-то пройти.
Мы прокапываем в снегу канавы. Снежная каша закупоривает их на изгибах, и мы гоним воду метлой дальше, кидаем ее из луж лопатами.
— Еще будет мороз! — кричит нам с крыльца мама. — На скворчиков будет морозец. Когда скворчики прилетят — морозец ударит!
Вода льется разноцветная: в одном месте синяя от неба, в другом — золотая от солнца, коричневая — от навоза, белая — от пены, светлейшая — из-под сугробов.
Город дымится розовым паром. Капли на ветвях деревьев как светящиеся почки…
В калитку просовываются головы Бычи и Ромки. Ребята входят замурзанные, захлюстанные до пояса мокрым снегом.
— Что это за чудища? — спрашивает Володя.
— Соседи. Я играю с ними, — говорю я, думая сдружить его с ребятами.
Но он становится сдержанным, высокомерным и смотрит на них, прищурив холодные, льдистые глаза.
Быча верен себе. Он с ходу сочиняет, как случайно разбил окно в магазине, как погнался за ним милиционер. А он, Быча, прятался во дворах, забирался на крыши, спускался по водосточным трубам.
Рассказывая, Быча беспрерывно машет руками, слова из него так и сыплются горохом.
— Зачем? — холодно прерывает его Володя.
— Чего зачем?
— Врешь?
— Как вру?! — возмущается Быча. — Это ты сам…
Володя берет Бычу за нос и трясет его голову. Тот ошалело таращит глаза.
Ромка хохочет. Но через некоторое время и сам оказывается в неприятном положении. Он начал хвалиться, как в тире пять раз выстрелил без промаха.
— Врет? — спрашивает меня Володя.
— Нет, он стреляет здорово!
— Тогда зачем? — уже к Ромке обращается Володя.
— Чего еще «зачем»? — огрызается Ромка.
— Хвастаешься?
— Да иди ты! Видал я таких!
— И опять хвастаешься, — Володя усмехается.
Быча и Ромка, недовольные, уходят…
С другими ребятами Володя почти не водился. Не любил он, чтобы и я с кем-нибудь играл. Он ревновал меня…
Наши игры мы таили от других.
Летом скрывались в Ельцовском бору, мастерили там луки и томагавки, делали из перьев головные уборы, на берегу Оби расписывали себя грязью и, издавая воинственные кличи, сражались, снимали друг с друга скальпы.
Я особенно полюбил лес. В этом был виноват Фенимор Купер. Я дрался с мальчишками, если они ломали ветки. В палисаднике, во дворе сажал деревья, кусты. И мечтал, чтобы весь земной шар был покрыт непроходимыми лесами.
Приучал я к природе и ко всяким земным чудесам и Володьку. Помню, как-то в мае мы ночевали у нас в огороде на топчане. Я предложил ему посмотреть, как расцветут маки. И мы караулили их до рассвета.
Это были особые, восточные маки. Огненные лепестки этих маков прячутся в зеленых коробочках. Коробочки состоят из трех створок, поросших белой шерстью. Как будто три зеленых колючих ежика встали на дыбки, прижались друг к другу животами.
Перед рассветом мы увидели такое, что, может быть, никто не видел. Прямо на наших глазах одна коробочка неожиданно дрогнула и створка отошла от створки. Будто ежики шевельнулись, и между ними появились щелки, похожие на красные ниточки. Вот эти щелки стали шире.
Под корочками-створками лепестки лежали, как скомканная красная бумага. Или скопился в коробочках аромат и разорвал их, или просто лепестки так выросли, что им стало тесно, и они раздвинули стенки своего домика, — мы не знали.
Незаметно расправлялись скомканные лепестки и осторожненько поднимали на себе зеленые шерстистые створки, похожие на ежиков.
Вдруг они чуть щелкнули, оторвались от стволика. Чудо! Одна створка-ежик упала на землю, а две других повисли шапочками на лепестках.
Мы с Володькой так и ахнули. Я частенько подсматривал что-нибудь в жизни цветов, деревьев, ручьев, птиц, а Володька впервые занялся этим.