На следующий день, сидя в кафе пополудни, я все еще нахожусь под впечатлением этого разговора. Даже с детскими переживаниями и совком для мусора психоаналитик тоже в точку попал – вот ведь стоило мне чуть выговориться, и уже полегчало. Головные боли тоже постепенно отпустят; телесные недуги, разумеется, всегда вызываемые душевным состоянием, проходят сами собой, если причина их своевременно осознается нами. Повреждение нанесено моей душе, стоит залечить его, и все войдет в норму. Недурно было бы заняться психоанализом. «Иди в психоанализ, Офелия», – рекомендует современный Гамлет своей возлюбленной. Смотрите-ка, даже мой прежний юмор ко мне вернулся.
И тут вдруг происходит нечто непостижимое.
Зеркало напротив меня словно бы сдвинулось с места – не намного, всего на каких-то несколько сантиметров, да так и осталось. Это бы еще не беда, вполне мог произойти обман зрения вроде слуховых моих галлюцинаций. Но что это?
Да, что это… такое непонятное… странное? Вернее, странно именно… даже не знаю, что… пожалуй, именно то и странно, что я никак не пойму смысл происходящего… и все же появилось нечто такое, чего еще никогда не было, вернее, не хватает чего-то такого, что существовало всегда, с тех пор, как я живу на свете и себя помню, просто я не привык обращать на это внимание. Поезда не грохочут, голова у меня не болит, да и вообще ничего не болит, сердце бьется нормально… зато…
Зато все вокруг, включая меня самого, утратило надежность существования. Столики в кафе стоят по-прежнему, два каких-то господина идут через зал, передо мной на столе кувшин с водой, спичечница. Но все вокруг приобрело чудовищно призрачный и условный характер, словно бы случайно находится там, где оно есть, и с таким же успехом могло бы находиться и где-нибудь в другом месте. И уж вовсе невероятное: я не уверен, что и сам я нахожусь здесь, а то, что находится здесь, – это и есть я сам… а может, это кувшин с водой сидит здесь, на диванчике, а я вместо него стою на подносе. Вся окружающая обстановка, словно из-под нее выдернули почву, завертелась вдруг. У меня такое ощущение, будто я немедленно должен ухватиться. Но за что? За стол или за диванчик нельзя, они тоже кружатся, нет ни одной неподвижной точки… вот разве что только внутри, в мозгу, если удастся найти какой-то образ, воспоминание, какое-то сцепление связей, которое поможет мне узнать самого себя… Или хотя бы одно слово… «Какая-то ошибка… – судорожно пытаюсь я пробормотать… – Ошибка…»
Ну же…
В зеркале я вижу свое лицо, белое, как мел. Но ведь тогда…
«Апоплексический удар», – пронзает меня мысль. Где-то лопнул сосуд. И я констатирую, что представлял себе это иначе. Я всегда слышал от других, да и сам повторял, насколько это проще и лучше чем долгая, мучительная болезнь: какой-то миг, и нет человека. Словно выстрел в голову. Выходит, я жестоко заблуждался. Если оно и верно, что все свершается за какой-то один миг, то этот миг тянется для меня дольше всей моей предыдущей жизни. Я пережил пока что всего лишь половину этого мгновения, и дожидаться последующей второй половины страшнее, чем осужденному, которого завтра утром должны повесить. Люди не умеют мерить время, существует одно-единственное измерение – скорость переживания, как в «Ускорении времени» Уэллса, где соответственно темпу чувств и впечатлений полгода равняются одной минуте.