Отец после ухода мамы потускнел. Таньке одно время даже хотелось, чтобы он нашел себе женщину, пусть не жену, а так, чтобы появился смысл жизни. Ей пришло в голову привести его на место силы — ведь это так близко от дома: пройти две трамвайные остановки, потом через мост и еще десять минут вдоль речки. Но как убедить его, что вот тут, среди замусоренной полянки надо постоять, прислушиваясь к себе, ощутить прилив энергии. Отец даже слушать об этом не хотел, позвонил этой Анне Михайловой, убедился, что ответа нет, и попросил эту тему закрыть.
Может, надо найти другое место силы, более мощное? Танька знала, где искать. Как-то сосед Сережка затащил ее вечером на крышу. Тихо, город светится. Танька расставила руки, чтобы поймать тепло. Ладони ничего не поймали на юге, зато с северной стороны подул теплый влажный ветер. Нет, не обычный, такой чувствовала только она. Ветер наполнял ладони, давил на них, просачивался сквозь пальцы. «Ты чувствуешь, как хорошо там? — спросила она Сережку, показывая на огни улиц, над которыми сияла Полярная звезда. Тот кивнул и полез обниматься. Танька оттолкнула его — все испортил. Ей хотелось рассказать Сережке о лесе за Плещеевым озером, где тропинки среди мягкого мха и зарослей папоротника, где обязательно есть место необычной силы. Почему там — Танька не могла объяснить. Когда она училась в четвертом классе, отец свозил их с мамой на это озеро за грибами, Она запомнила мох, папоротники, сухие болота с клюквой, березовые перелески, где росло много грибов. Да, именно в тех лесах должно быть место силы. Огромное, никем не использованное. Оттуда, через десятки километров в Танькины ладони лилась теплота.
Как сказать об этом отцу? Он сразу заподозрит неладное. Танька — городская девочка, в лесу была только раз, избегала даже поездок к друзьям на дачу. Жизнь за пределами МКАДа казалась неинтересной, она наслаждалась московским драйвом. А когда уставала, то знала, куда пойти и найти силы, чтобы снова и снова окунаться в ежедневную суматоху, а потом без сожаления делиться энергией с теми, кого любит, кто ей дорог. Отец звал иногда на охоту, но Танька говорила, что не представляет жизни без горячего душа и утреннего эспрессо. А тут вдруг в лес, непонятно зачем. После случая со Скайпом отец насторожился, стал за ней приглядывать. Танька много раз пыталась соединиться с номером таинственной Анны Михайловой, но та была недоступна. Только через месяц соединение прошло. Танька смотрела на черный экран, пытаясь разглядеть хоть искорки, хоть тени. Надела наушники, усилила громкость, стала слушать гудение и шорохи. Ей вдруг показалось, что мамин голос сказал «доченька». «Мама, мама!» — закричала Танька. На шум пришел отец, Танька едва успела захлопнуть крышку ноутбука.
— Что случилось?
— Сердце кольнуло, — Танька не смогла придумать ничего другого. — Повернулась неудачно. Наверное, нерв защемился.
— Двигаться надо, а не сидеть, скрючившись, — проворчал отец и ушел.
Больше, как Танька ни старалась, соединиться не получалось.
— Обиделась, — решила Танька. — Подумала, что испугалась.
Вызов маминого духа с помощью иголки с ниткой тоже не получился. Все было сделано по инструкции, найденной в сети. Вечер, открытое окно, три свечи, лист ватмана с кругом, вокруг буквы и цифры. Круг разделен пополам на «да» и «нет». Иголка на нитке острием в центре круга. Танька, закрыв глаза, раскручивала иголку и ждала, когда она успокоится и покажет хотя бы «да» или «нет». «Мама, ты здесь?» — спрашивала Танька. Иголка пять раз показала «да», пять раз — «нет».
— Методы царя Гороха, — сказала Светлана, школьная подруга. — Я тебе скину программу, которая генерит четыре случайных числа. Первое — номер страницы, второе — номер строки, третье — номер слова в строке, четвертое — сколько слов надо прочитать. Бери любую книгу и сразу узнаешь ответ.
— А как я буду знать, что это мама?
— Напиши в соцсетях: «Мама, я хочу с тобой поговорить». Если у нее есть выход в Скайп, то за твоей страничкой она точно следит. Только сотри запись через пять минут, чтобы тебя сумасшедшей не считали. Да, Пушкина не бери. Он следит, когда его используют, устал уже от наших глупостей.
Танька взяла книгу Жванецкого. Первое, что подсказал программа было: «Старость без женщины».
— Это про отца, — прошептала Танька.
«По пересеченной местности», получилось вторым.
— Надо ехать в Переславль-Залесский — радостно вздохнула Танька.
«Восемь километров».
— От города? — спросила Танька саму себя.
«Животом», — пояснил Жванецкий.
— Не понимаю, — Танька отложила книгу.
— Что тут непонятного? — сказала Светлана по телефону. — Тебе где-нибудь на природе надо проползти восемь километров.
— И что тогда будет?
— Тебя простят.
— Глупости все это! Как она может знать страницы всех книг?
Потом мама начала сниться. Она сидела у кровати и смотрела на дочку. Танька просыпалась, включала свет, оглядывала стул, на спинке которого висел ее халатик, рабочее кресло у стола, потом долго лежала с открытыми глазами.
— Сереж, поехали в лес. Сделаем шашлык, погуляем, грибы поищем.
Танька поняла, что в Москве она не решит свою проблему.
— Отлично, — сказал Сергей, — я знаю отличные места на берегу Оки.
— Нет, давай на север, к Переславлю-Залесскому. Я там однажды с родителями была, хочу вспомнить детство.
Забитая до Пушкина Ярославка. Потом поток машин стал ускоряться, после Сергиева Посада шоссе стало свободным.
— Куда именно? — спросил Сергей, когда они подъезжали к Переславлю.
— Останови машину.
Танька вышла на обочину, спустилась на луг, подняла руку. Справа от шоссе ей показалось теплее. Да, именно туда, где на горизонте темнел лесок.
— Первый поворот направо, потом туда, — Танька махнула рукой.
— Ты помнишь это с детства?
— Я не помню, я чувствую.
В лес вела грунтовая дорога. Сухая, пыльная. Под колесами потрескивали сучья, машину потряхивало на ямах.
— Далеко еще? Мы уже километров десять отмахали. Тут такие ямы — боюсь машину на брюхо посадить.
— Не знаю, давай еще немного.
Вот! Запылали щеки, забилось сердце, стало трудно дышать.
— Останови, где тебе удобно. Поищем тут полянку.
Полянки не было. Зато был журчащий ручей и небольшая каменистая площадка на берегу.
— Здесь даже шезлонги поставить некуда.
— Неважно, тащи мангал, готовь шашлык, а я погуляю.
— Грибами тут не пахнет.
— Это тоже неважно. Мне надо побыть одной. Не обижайся.
Так, куда идти? Конечно вверх по ручью! Сколько же тут камней и поваленных стволов! Ничего, только туда. С каждым шагом сердце бьется все сильнее. Встречный ветер, мешающий идти. Ветер горячий, обжигает щеки. Листья не шелохнутся, а ее глаза слезятся. Слезятся от её ветра. Её ветра! Только она его чувствует. Надо еще немного — там станет тихо, можно будет сесть и осмотреться. Вот старый пень, покрытый мхом. Он прямо светится. Это тут. Сколько энергии! Это не так, как в Москве под ивами. Тут нетронутый запас. Как для нее берегли. Но что это? На пень взобралась белка. Она что, не чувствует ветра, горячего потока, который тут льется прямо из земли? Сидит с шишкой в зубах, на нее смотрит. Не боится. Таня подошла вплотную, протянула руку. Белка неподвижна, но смотрит внимательно. Не бойся, глупышка! Мы только с тобой знаем, что это за место. Коснулась беличьей головы. Белка вздрогнула, но не ушла. Погладила голову, спинку. Белка подняла и опустила хвост, положила шишку на пень. Смотрит без страха. Они друг друга понимают.