На следующее утро Мондрагоне подъехала в карете к дому Бонавентури, остановилась за углом, в двадцати или тридцати шагах от двери, и стала ждать. Когда старуха, как обычно, вышла за покупками, Мондрагоне приказала кучеру пустить лошадей галопом, завернуть за угол и сбить эту женщину, причинив ей как можно меньше вреда. Возможно, такой способ знакомства был не самым безопасным, зато самым быстрым. Должны же маленькие люди понести хоть какой-нибудь ущерб, когда до них снисходят великие мира сего.
Кучер был сообразительный и ловкий малый: жена Бонавентури рухнула на землю, отделавшись незначительными ушибами. Она подняла страшный крик, но Мондрагоне живо выскочила из кареты, успокоила возроптавшую чернь заверениями, что кучер сегодня же получит двадцать пять ударов палкой, ласково обняла пострадавшую, велела слугам усадить ее в экипаж и заявила, что сама доставит ее домой и не уедет, пока не услышит от врача, что прискорбный случай не повлечет за собой никаких тяжелых последствий. Собравшийся народ был от нее в полном восторге.
Они вошли в дом. С первого взгляда Мондрагоне поняла, что имеет дело с бедняками, и, как обычно, оценила добродетель молодой женщины по стоимости ее жилища.
Ей представили Бьянку. При всей своей хитрости Мондрагоне была озадачена: никакая, даже самая бедная одежда не могла умалить гордую осанку молодой женщины. К тому же речь ее была изысканно любезной. Под личиной бедной горожанки угадывалась знатная дама. Мондрагоне удалилась, поняв только одно: из этой женщины вполне можно сделать фаворитку принца и, если дело удастся, составить себе на этом состояние.
На следующий день она явилась к Бонавентури узнать, каково здоровье пострадавшей; та чувствовала себя прекрасно и была на седьмом небе от того, что такая важная дама проявляет к ней участие. Мондрагоне превосходно разбиралась в людях: она не стала предлагать деньги, но намекнула, что ее муж занимает высокое положение при дворе, и предложила воспользоваться его влиянием. Свекровь и невестка переглянулись, и Мондрагоне поняла: ее предложение будет принято.
Назавтра она приехала снова, и в этот раз была еще ласковее, чем прежде. Накануне она дала понять Бьянке, что, несмотря на все ее уловки, распознала в ней особу знатного происхождения. Она призвала Бьянку довериться ей. У молодой женщины не было причин отказывать ей в доверии: она рассказала все. Мондрагоне выслушала с чарующе доброжелательным видом ее признания, а потом заметила, что положение более трудное, чем она думала вначале, и придется рассказать обо всем ее мужу; но в любом случае дело непременно будет улажено, ведь ее муж пользуется неограниченным доверием принца и имеет на него двойное влияние — не только как воспитатель, но и как друг. Она предложила заехать на следующий день за Бьянкой и ее свекровью и отвезти их к своему мужу. Бьянка перепугалась: впервые за три или четыре месяца, проведенные во Флоренции, ей предстояло выйти из дому, притом что, как она знала, ее разыскивал Совет Десяти, — и она стала отказываться под предлогом, что в столь простом платье, как у нее, нельзя представляться такому вельможе, как граф Мондрагоне. Именно этого и ждала искусительница: она подошла ближе, определила, что они с Бьянкой примерно одного роста, и сказала, что если только простота одежды мешает Бьянке увидеться с графом, то это препятствие легко устранить: завтра она привезет придворное платье, которое ей прислали из города и которое, несомненно, подойдет Бьянке так, словно оно было сшито для нее.
Бьянка охотно согласилась, ведь это была единственная возможность получить охранную грамоту; а может быть, в райский сад ее любви уже успел проникнуть змей гордыни.
Однако она обо всем рассказала мужу — обо всем, кроме истории с букетом, упавшим из окна и подобранным принцем Франческо. В самом деле, какое отношение этот букет имел к графу и графине Мондрагоне?
Пьетро, как и Бьянка, страдал от своего положения изгнанника и потому с готовностью согласился на все. Надо сказать, что у него тоже была тайна: два или три дня назад в его жизни появилась прекрасная незнакомка, окутанная вуалью. Несмотря на скромное происхождение Бонавентури, у него были привычки дворянина, а верность, как известно, не принадлежала в те времена к числу добродетелей, которыми превыше всего гордилось дворянство.
Мондрагоне явилась в назначенный час и с обещанным нарядом. Это было великолепное платье из атласа, затканного золотом, сшитое по испанской моде, и оно подошло Бьянке так, словно было скроено для нее. Прикоснувшись к роскошной ткани, вроде тех, что с детства окружали ее в родительском доме, Бьянка затрепетала от радости. Чтобы ступать по мраморным лестницам дворцов, нужно носить парчу и бархат. А Бьянка выросла во дворце. Нежданный и жестокий поворот судьбы вверг ее в ничтожество; но она была молода и красива, и зло, которое причинил ей случай, могло быть исправлено другим случаем. Перед молодыми открываются необъятные, неведомые горизонты, они различают там то, чего еще не видят дети и уже не видят старики.
А мать Бонавентури смотрела на невестку с безмолвным восхищением, молитвенно сложив руки, словно перед статуей Мадонны.
Все три женщины сели в карету и направились во дворец Мондрагоне на Виа деи Карнески, возле церкви Санта Мария Новелла. Дворец этот был выстроен по проекту Аммана™ совсем недавно: Мондрагоне не жил в нем и года.
Как было условлено, графиня Мондрагоне представила обеих женщин свому мужу и вкратце рассказала о злоключениях Бьянки. Мондрагоне согласился взять изгнанников под свое покровительство и, собираясь к принцу, который как раз послал за ним, обещал замолвить за них слово прямо сегодня.
Бьянка не могла скрыть радости, она снова оказалась в привычном для нее мире, руки ее опять касались мрамора, ноги ступали по коврам; полотно и холст больше не оскорбляли ее взор, кругом были шелк и бархат. Ей казалось, будто она никогда не покидала отцовского дворца и все, что она видит, принадлежит ей.
Как только Мондрагоне удалился, свекровь Бьянки захотела вернуться к себе домой, но графиня сказала, что не отпустит Бьянку, пока та подробнейшим образом не осмотрит ее дворец: ей хотелось знать, похож ли он на великолепные дворцы венецианских патрициев, о которых она так много слышала. Для жены Бонавентури такой осмотр был бы слишком утомителен, поэтому хозяйка попросила ее отдохнуть, пока Бьянка не вернется. И графиня с Бьянкой, рука об руку, как близкие подруги, вышли из комнаты и осмотрели несколько покоев, причем в каждом из них графиня обращала внимание Бьянки на какой-нибудь искусно инкрустированный шкафчик или какую-нибудь ценную картину одного из недавно умерших прославленных живописцев. Наконец они оказались в очаровательном будуаре, выходившем окнами в сад. Там графиня усадила Бьянку в кресло, открыла шкафчик, инкрустированный слоновой костью, и достала из него большой алмазный гарнитур. Сверкнув перед ней драгоценностями, которые со времен Корнелии сгубили не одно женское сердце, графиня положила их ей на колени, поставила перед ней огромное венецианское зеркало и сказала:
— Примерьте это, а я схожу за платьем по венецианской моде, которое мне только что сшили: мне хочется знать, как оно вам понравится.
И, не дожидаясь ответа Бьянки, она быстро вышла.
Женщина никогда не бывает в одиночестве, если с ней есть драгоценности; а Мондрагоне оставила Бьянку в обществе самых прекрасных алмазов, какие той когда-либо доводилось видеть. Змея-искусительница знала свое дело и не ошиблась, выбирая приманку для этой дочери Евы.
Стоило графине закрыть за собой дверь, как Бьянка занялась примеркой. Браслеты, серьги, диадемы вмиг оказались на положенных им местах. Оставалось только застегнуть на шее великолепное ожерелье, как вдруг она увидела в зеркале позади себя чье-то лицо. Она вскочила и обернулась: перед ней стоял принц Франческо, вошедший через потайную дверь.
Бьянке с присущей ей быстротой ума хватило одного мгновения, чтобы понять все: она покраснела, закрыла лицо руками и упала на колени.
— Ваша светлость, — сказала она, — я бедная женщина, все мое достояние — это моя честь, да и та принадлежит моему мужу: во имя Неба, сжальтесь надо мной!