На следующий день, 16 июля 1576 года, Джордано Орсини пригласил жену на большую охоту, которую он устраивал в своем поместье Черрето. Изабелла приняла приглашение и вечером приехала в поместье, сопровождаемая придворными дамами. Как только она вошла, герцог подошел к ней, держа на своре двух великолепных борзых. Он преподнес их в подарок Изабелле и предложил ей поохотиться с ними на следующее утро. Затем они сели ужинать. За столом Орсини был таким веселым и оживленным, каким его никогда еще не видели, он осыпал жену любезностями, оказывал ей бесчисленные знаки внимания, словно нежный любовник, так что Изабелла, при всей своей привычке к лицемерию окружающих, почти поверила ему. Тем не менее, когда после ужина муж позвал ее в спальню и, подавая ей пример, вошел туда первым, она безотчетно вздрогнула, побледнела и, обратившись к синьоре Фрескобальди, своей старшей придворной даме, произнесла:
— Госпожа Лукреция, идти мне или не идти?
Но когда на пороге появился муж и, смеясь, спросил, войдет она все-таки или нет, она воспрянула духом и вошла. Спальня выглядела как обычно, муж смотрел на Изабеллу все так же ласково — более того, наедине он, казалось, дал полную волю своим чувствам. Изабелла, обманутая этой нежностью, забыла обо всем на свете, и, когда она оказалась в таком положении, что не в состоянии была защищаться, Орсини вытащил из-под подушки заранее приготовленную веревку и накинул ее на шею жены. Страстные объятия сменились внезапно на смертельную петлю, и, несмотря на сопротивление Изабеллы, муж задушил ее, не дав ей даже вскрикнуть.
Так умерла Изабелла.
Оставалась Вирджиния; она вышла замуж за Чезаре д'Эсте, герцога Модены, и больше о ней ничего не известно; вероятно, судьба была к ней милосерднее, чем к трем ее сестрам. История забывает только счастливых.
Такова была темная сторона жизни Козимо; расскажем теперь о светлой стороне.
Козимо был одним из образованнейших людей своего времени. Помимо прочего, утверждает Баччо Бальдини, он изучил множество растений, знал, откуда они происходят, в каких местах они живут дольше, где их аромат становится сильнее, где они пышнее цветут, где обильнее плодоносят и какие цветы или плоды пригодны для того, чтобы исцелять болезни или раны людей и животных; будучи сам весьма сведущим химиком, он составлял на основе различных растений настои, вытяжки, масла, лекарства и бальзамы, которые раздавал всем, кто в них нуждался: богатым и бедным, тосканцам и чужеземцам, независимо от того, где они обитали — во Флоренции или в любой другой части Европы.
Козимо любил изящную словесность и покровительствовал ей. В 1541 году он основал Флорентийскую академию, которую называл своей любимой и благословенной академией: там надлежало читать и комментировать Плутарха и Данте. Вначале академия заседала во дворце на Виа
Ларга; затем, желая предоставить ей большую свободу и удобства, Козимо отдал в ее распоряжение зал Большого Совета в Палаццо Веккьо. После падения республики этот огромный зал оказался не нужен.
Когда-то Пизанский университет, пользовавшийся покровительством Лоренцо Медичи, стяжал некоторую известность; но наследники Лоренцо Великолепного забыли о нем, и он закрылся. Козимо снова открыл университет и дал ему значительные привилегии, чтобы обеспечить его существование; кроме того, он основал при этом университете коллеж, где сорок юношей, выказавших способности к наукам и происходивших их бедных семей, могли бы получать образование на личные средства герцога.
Козимо приказал привести в порядок и предоставить в распоряжение ученых все рукописи и книги библиотеки Лауренциана, которую начал собирать еще папа Климент VII.
Им был основан особый фонд для поддержки университетов во Флоренции и Сиене.
Он открыл типографию, вызвал из Германии Торрентино и заказал ему все издания, которые теперь носят имя этого знаменитого печатника.
Он приютил во Флоренции скитальца Паоло Джовио, а также изгнанника Шипьоне Аммирато; первый из них умер при герцогском дворе, и Козимо заказал для него надгробие с его статуей.
Великий герцог хотел, чтобы каждый, кто владел пером, писал свободно, сообразно своему вкусу, своим взглядам и дарованиям; он настолько вдохновил следовать этим путем Бенедетто Варки, Филиппо деи Нерли, Винченцо Боргини и многих других, что из одних только томов, посвященных ему в знак благодарности историками, поэтами и учеными его времени, можно было бы составить целую библиотеку.
Наконец, он добился, чтобы сочинения Боккаччо, запрещенные Тридентским собором, были снова приняты к рассмотрению Святым престолом. Когда папа Пий V скончался, не успев принять решения на этот счет, дело продолжил его преемник Григорий XIII. В результате папской цензуры появилось великолепное издание 1573 года. Козимо добивался также отмены запрета на сочинения Макиавелли, однако он умер, так и не дождавшись этого.
Козимо был знаток и ценитель искусства, и не его вина, что эру великих художников он застал лишь на исходе. Из плеяды гениев, воссиявшей в годы правлений Юлия II и Льва X, оставался один Микеланджело. Козимо сделал все, чтобы заполучить его: отправил к нему сначала кардинала, затем целое посольство, предложил ему самому назначить себе жалованье, которое бы его удовлетворило, пообещал звание сенатора и любую должность, какую тот пожелает; однако папа Павел III держал его при себе и не хотел никому уступать. Поняв, что флорентийский гигант ему не достанется, Козимо решил собрать вокруг себя лучших мастеров, каких можно было найти. Его инженер Амманати построил ему по эскизам Микеланджело красивейший мост Святой Троицы, а также изваял мраморного Нептуна, украшающего площадь перед Палаццо Веккьо. По его заказу Баччо Бандинелли создал статуи Геркулеса и Кака, папы Климента VII, герцога Алессандро, Джованни делле Банде Нере и самого Козимо, лоджию на Новом Рынке и клирос в соборе. Из Франции прибыл Бенвенуто Челлини, чтобы отлить для герцога бронзового Персея, вырезать ему кубки из агата и вычеканить медали из золота. Однажды, рассказывает Бенвенуто в своих воспоминаниях, в окрестностях Ареццо нашли множество древних бронзовых статуэток, у которых не хватало либо головы, либо рук, либо ног. Козимо собственноручно отчищал их от грязи и ржавчины — с превеликой осторожностью, чтобы не повредить эти фигурки. Как-то вечером Бенвенуто пришел к герцогу и застал его за работой; кругом были разложены молоточки и чеканы. Дав Челлини молоточек, герцог приказал ему стучать по чекану, который сам он держал в руке: казалось, это не государь и придворный художник, а просто два золотых дел мастера, работающие за одним верстаком.
Занимаясь вместе с Франческо Ферруччи да Фьезоле химическими исследованиями, Козимо заново открыл искусство обработки порфира, утраченное с римских времен, и тут же воспользовался этим, заказав прекрасную чашу для Палаццо Питти и статую Правосудия, которую установили на площади Святой Троицы, на вершине гранитной колонны — подарка папы Пия IV.
Козимо пригласил во Флоренцию Джамболонью: по его заказу мастер изваял статую Меркурия и группу «Похищение сабинянок», а впоследствии стал придворным архитектором его сына, герцога Франческо.
Он помог созреть дарованию Бернардо Буонталенти, а затем приставил его учителем рисования к своему наследнику.
Он поручил архитектору Триболо построить виллу Кастелло и разбить вокруг нее сады.
А еще он приобрел Палаццо Питти (которому оставил прежнее название) и устроил перед ним большой парадный двор.
Козимо призвал к своему двору Джорджо Вазари, архитектора, живописца и историка. Как историку он велел ему написать историю искусства, как художнику — заказал фрески в Палаццо Веккьо. Архитектор же получил задание выстроить переход между Палаццо Питти и Палаццо Веккьо — подобный тому, который, по словам Гомера, соединял дворцы Приама и Гектора. Вазари также построил здание чудесной галереи Уффици, которая стала сегодня подлинной сокровищницей искусства и превосходный каталог которой издается сейчас во Флоренции. Здание Уффици так восхитило Пиньятелли, который впервые увидел его, еще будучи простым монахом, что, вступив на папский престол в 1691 году, он построил по этому образцу римскую Курию Инноченциана.