Annotation
XXXV. ВОРЫ И ОБВОРОВАННЫЕ
XXXVI. ПРИГОВОРЕННЫЕ К КАТОРГЕ
XXXVII. ПРОГУЛКА В ПЕТЕРГОФ
XXXVIII. ЖУРНАЛИСТЫ И поэты
XXXIX. МЕНШИКОВ
XL. ОБСТОЯТЕЛЬСТВА, О КОТОРЫХ ЗАТРУДНИТЕЛЬНО РАССКАЗЫВАТЬ
XLI. ПЕТР III
XLII. ЕКАТЕРИНА ВЕЛИКАЯ
XLIII. РОПША
XLIV. ФИНЛЯНДИЯ
XLV. ВВЕРХ ПО НЕВЕ
XLVI. ШЛИССЕЛЬБУРГ
XLVII. КОНЕВЕЦКИЕ МОНАХИ
XLVIII. ВЫНУЖДЕННОЕ ПАЛОМНИЧЕСТВО НА ВАЛААМ
XLIX. ИЗ СЕРДОБОЛЯ В МАГРУ
L. МОСКВА
LI. ПОЖАР
LII. ИВАН ГРОЗНЫЙ
LIII. ПОЕЗДКА НА МОСКВА-РЕКУ
LIV. НА ПОЛЕ БИТВЫ
LV. ВОЗВРАЩЕНИЕ В МОСКВУ
LVI. ТРОИЦКИЙ МОНАСТЫРЬ
LVII. ДОРОГА В ЕЛПАТЬЕВО
LVIII. ВНИЗ ПО ВОЛГЕ
LIX. УГЛИЧ
LX. ПРАВЫЙ БЕРЕГ И ЛЕВЫЙ БЕРЕГ
LXI. НИЖНИЙ НОВГОРОД
LXII. КАЗАНЬ
LXIII. САРАТОВ
LXIV. У КИРГИЗОВ
LXV. СТЕПИ И СОЛЕНЫЕ ОЗЕРА
LXVI. АСТРАХАНЬ
LXVII. АРМЯНЕ И ТАТАРЫ
LXVIII. В КАЛМЫКИИ
LXIX. ПРАЗДНИК У КНЯЗЯ ТЮМЕНЯ
LXX. ПРОДОЛЖЕНИЕ ПРАЗДНИКА
LXXI. ДИКИЕ ЛОШАДИ
LXXII. СТЕПИ
КОММЕНТАРИИ
XXXV. Воры и обворованные
XXXVI. Приговоренные к каторге
XXXVII. Прогулка в Петергоф
XXXVIII. Журналисты и поэты
XL. Обстоятельства, о которых затруднительно рассказывать
XLI. Петр III
XLII. Екатерина Великая
XLIII. Ропша
XLIV. Финляндия
XLV. Вверх по Неве
XLVI. Шлиссельбург
XLVII. Коневецкие монахи
XLVIII. Вынужденное паломничество на Валаам
LI. Пожар
LXV. Степи и соленые озера
LXVI. Астрахань
LXVII. Армяне и татары
СОДЕРЖАНИЕ
notes
1
2
3
4
5
6
7
8
9
10
11
12
13
14
15
16
17
18
19
XXXV. ВОРЫ И ОБВОРОВАННЫЕ
Поскольку обед на Михайловской площади, на который я направлялся и который представлял для меня большой интерес, так как за столом там должны были собраться мои друзья и соотечественники, не представляет никакого интереса для вас, дорогие читатели, и поскольку, за исключением волжской стерляди за пятнадцать рублей и блюда земляники за двадцать, такое меню любой гурман мог бы заказать у Филиппа или у Вюймо, — позвольте мне не рассказывать об этом обеде, а вместо этого поговорить с вами кое о чем куда более любопытном: позвольте мне поговорить с вами о воровстве.
Но не о таком воровстве, когда у вас вытаскивают часы из жилета или кошелек из кармана, — в этом отношении русские воры ничуть не опытнее наших; и тем более не о воровстве, связанном с биржевой игрой на повышение или понижение; не о воровстве, связанном с учреждением коммандитных товариществ и акционерных обществ; не о воровстве, связанном с прокладкой железных дорог, — ничего такого в России еще не существует, и в этом вопросе, полагаю, никто, кроме американцев, не может с нами сравняться, — а о воровстве на манер спартанцев, происходящем на виду у всех, пользующемся уважением, совершаемом официально, при посредничестве правительства, с ведома императора.
Александр I заявлял, говоря о своих подданных:
— Эти молодцы украли бы у меня даже корабли, если бы знали, куда их девать!
Такое происходило и с императором Николаем; правда, у него воровали не по-крупному, а по мелочи.
В апреле 1826 года, примерно через полгода после своего восшествия на престол, император Николай, проводя военный смотр в Царском Селе, вдруг увидел четырех мужиков в тулупах и с длинными бородами, предпринимавших безуспешные, но настойчивые попытки приблизиться к нему.
Император пожелал узнать, чего хотят эти четыре человека, которых все, словно сговорившись, не подпускали к нему; он послал своего адъютанта с приказом не перекрывать им дорогу.
Адъютант исполнил поручение, и четыре мужика, наконец, приблизились к императору.
— Говорите, ребята, — обратился к ним Николай.
— Нам только того и надо, батюшка, но мы хотим говорить с тобой одним.
Император подал окружавшей его свите знак отойти в сторону.
— Ну, теперь говорите, — промолвил он.
— Батюшка, — продолжил мужик, который уже брал слово, — мы пришли сообщить тебе о неслыханном воровстве, которое творится в Кронштадте на глазах управляющего морским портом, брата начальника Главного штаба флота.
— Берегитесь, — сказал император, — вы беретесь обвинять.
— Нам известно, чем мы рискуем, но мы прежде всего твои верные подданные, а потому наш долг велит нам так поступить; впрочем, если обвинение окажется ложным, ты накажешь нас как клеветников.
— Я слушаю, — произнес император.
— Ну так вот, городской Гостиный двор заполнен казенным имуществом, похищенным с верфей, складов и арсеналов твоего флота; там есть все: веревки, паруса, снасти, медная обшивка и железные детали, якоря, канаты и даже пушки.
Император засмеялся: ему вспомнилось высказывание брата.
— Ты сомневаешься, — продолжал мужик, говоривший за всех. — Так вот, если у тебя есть желание купить что-нибудь из этого добра, я устрою так, что тебе продадут его на какую хочешь сумму: от рубля до пятисот рублей, от пятисот до десяти тысяч, от десяти тысяч до ста тысяч.
— Я не сомневаюсь, — ответил император, — но у меня возникает вопрос, где они прячут все это?
— За двойными перегородками, батюшка, — объяснил мужик.
— А почему вы не сообщили об этом правосудию? — спросил император.
— Потому что воры достаточно богаты, чтобы купить правосудие. Ты бы так ничего и не узнал, а вот нас в один прекрасный день под каким-нибудь предлогом отправили бы в Сибирь.
— Берегитесь! — сказал император. — Вся ответственность за это дело ложится на вас.
Мужик поклонился.
— Мы говорим правду и отвечаем за свои слова головой, — сказал он.
Тогда император позвал Михаила Лазарева, одного из своих адъютантов, которому он вполне доверял, и приказал ему незамедлительно отправиться в Кронштадт, взяв с собой триста солдат, и внезапно окружить Гостиный двор.
Михаил Лазарев исполнил приказание, убедился в том, что все обстояло именно так, как говорили крестьяне, опечатал лавки, поставил солдат для охраны и вернулся, чтобы доложить императору об исполнении поручения.
Император приказал покарать виновных по всей строгости законов.
Но уже вскоре, в ночь на 21 июня, в кронштадтском Гостином дворе случился пожар, и полностью сгорел не только базар, но и казенные склады с веревками, деловой древесиной, пенькой и смолой.
И правильно: с чего это вдруг императору пришла в голову мысль преследовать воров?
Он, несомненно, раскаялся в этой своей робкой попытке, ибо «Санкт-Петербургская газета» даже не упомянула о пожаре, который был виден с любой точки залива.
Желая узнать детальные подробности о разных способах воровства в России, я обратился к одному из своих друзей, который взялся устроить так, что мне будут даны самые точные сведения об исправниках и управляющих.
— И кто же мне даст эти сведения?
— Да сами эти люди.
— Эти люди сами скажут мне, каким образом они воруют?
— Конечно, если вы сумеете внушить им доверие и дадите слово нигде не называть их имен.
— А когда это будет?
— Послезавтра ко мне должен прийти исправник из большой казенной деревни, граничащей с моим имением. Мы его как следует напоим, вино развяжет ему язык, и я оставлю вас вдвоем, под тем предлогом, что у меня встреча в клубе. Тут уж ваша забота — заставить его говорить.
Через день я получил от своего друга приглашение к обеду. Когда я пришел, исправник был уже там.
Я тщательно рассчитал количество кюммеля, шато-икема и шампанского так, чтобы язык у этого человека развязался, но не стал заплетаться.
Я перестал наливать ему как раз вовремя. Мой друг оставил нас, и я начал расспрашивать своего собеседника; он два-три раза вздохнул, а затем печальным тоном произнес:
— Ах, братец, времена сильно изменились, все стало не так просто, как было прежде. Крестьяне стали хитрее, и тем, кто, к несчастью, должен иметь с ними дело, приходится трудновато.