Высказанные здесь суждения о людях и событиях, если исправить кое-какие ошибочные взгляды на Пиго-Лебрёна и Поля де Кока, были куда более справедливыми, чем они могли бы быть в какой-нибудь французской префектуре, удаленной на полусотню льё от Парижа.
И подумать только, что, открыв окно гостиной и протянув руку, ты можешь коснуться Каспийского моря, то есть края неведомого римлянам, и Туркестана, то есть края, неведомого и в наши дни!
Лукулл, одержав победу над Митридатом и вынудив его пересечь Кавказ той же, вероятно, дорогой, какая сегодня ведет во Владикавказ, возымел желание увидеть Каспийское море, о котором Геродот сказал:
"Каспийское же море — это замкнутый водоем, не связанный ни с каким другим морем. Ведь море, по которому плавают эллины, именно то, что за Геракловыми Столпами, так называемое Атлантическое, и Эритрейское море, — все это только одно море.
Напротив, Каспийское море — это море совершенно особого рода. Длина его — две недели плавания на гребном судне, а ширина в самом широком месте — неделя. На западе оно граничит с Кавказским хребтом — самой обширной и высокой из всех горных цепей, а на востоке к нему примыкает безграничная необозримая равнина массаге-тов".
Итак, повторяю, Лукулл возымел желание увидеть Каспийское море, обособленность которого, столько раз оспоренная с тех времен, была признана Геродотом за пятьсот лет до Иисуса Христа. Римский полководец начал свой поход, вполне вероятно, с того места, где теперь находится Гори, пересек землю, которая позднее стала называться Грузией, и добрался до степей, расположенных между Курой и Араксом. Там, рассказывает
Плутарх, Лукулл встретил такое огромное количество змей, что его солдаты, охваченные страхом, отказались двигаться дальше, и, находясь всего в двух десятках льё от Каспийского моря, он был вынужден отказаться от своего замысла.
Еще и сейчас в Муганской степи змеи так многочисленны, что на верблюдов, на которых пересекают эти места, надевают особую обувь и намордники, чтобы обеспечить безопасность их ног и носов.
LXVII. АРМЯНЕ И ТАТАРЫ
Изучая историю усилий, которые прилагал Петр I, чтобы не только укрепить свое первенство на Черном и Каспийском морях, но и установить свое полное владычество над ними, приходишь к убеждению, что он вынашивал великий замысел вернуть Астрахани ее прежнее великолепие, способствуя тому, чтобы товары, производимые в Индии, поступали в его государство.
Он самолично отправился в Астрахань и изучил в устье Волги те протоки, какие были пригодны для навигации и где суда менее всего подвергались опасности сесть на мель. Доверяя только голландцам, он поручил им обследовать берега Каспийского моря, примыкающие к его владениям. Он наметил место для карантинной гавани, и когда в недавнее время, лет двадцать тому назад — после того как два раза подряд частично построенные здания карантина пришлось забросить, — когда, повторяю, лет двадцать тому назад удалось, наконец, построить карантин там, где он сейчас находится, в архивах города был случайно обнаружен проект Петра I, указывавшего своим архитекторам то самое место, где только что было закончено строительство.
Дело в том, что Петр I оценил исключительное местоположение Астрахани и понял, какую величайшую ро,4ь она играла в XII, XIII и XIV веках в торговых взаимоотношениях Европы и Азии. Расположенная в устье самой большой судоходной реки в Европе, она, кроме того, была связана через Каспийское море с Туркестаном, Персией, Грузией и Арменией, а через узкую полосу земли шириной в пятнадцать льё — с Доном, то есть с центральными провинциями русского государства, с Черным морем, Босфором и Дунаем.
Ведь в самом деле, до того как Васко да Гама в 1497 году вновь открыл морской путь вокруг мыса Доброй Надежды, уже открытый в 1486 году Бартоломео Диасом, пряности, благовония, духи, ткани, кашемир и многое другое не имели иного пути, кроме как по линии Евфрата, и заканчивался он в Исфахане.
Там этот путь разделялся надвое: одна его ветвь заканчивалась на Черном море, в Эрзеруме, другая же вела к Каспийскому морю, а следовательно, в Астрахань, через Тегеран и Астрабад.
Оттуда товары караванами доставлялись по Кубани и Волге на Черное море, а с Черного моря поднимались вверх по Дунаю, в Венеции вступали в соперничество с теми, что прибывали из Тира, и, распространяясь к северо-западу, обогащали Брюгге, Антверпен, Гент, Льеж, Аррас и Нанси.
Именно для того, чтобы взять в свои руки эту торговлю, генуэзцы заняли в 1260 году побережье Тавриды и продвинули свои фактории вплоть до города Тана на Дону.
И вот в то время, когда торговля этих отважных итальянских дельцов была в самом расцвете, разнеслась неожиданная весть, что турки, предводительствуемые Магометом II, захватили Константинополь.
Через двадцать лет все генуэзские колонии были в руках османов. Некоторое время с ними еще боролась Венеция, но и она тоже, одну за другой, потеряла свои фактории на Эгейском море; наконец, когда Васко да Гама вновь открыл путь в Индию, турки, словно стремясь изменить все направление движения товаров в Европу, преградили европейским кораблям проход через Дарданеллы.
С тех пор Астрахань стала приходить в упадок, а Смирна — возвышаться.
Расположенная вне Дарданелльского пролива, Смирна унаследовала монополию на торговлю с Востоком, сохранив ее до середины XVII века.
Все это время Астрахань чахла, агонизировала и умирала, хотя Иван IV, Алексей и Петр Великий старались делать все возможное, чтобы гальванизировать труп великого татарского города.
Сегодня не Индия снабжает своими великолепными товарами страны Запада, а Англия через Трапезунд наводняет Персию, Афганистан и Белуджистан своим коленкором и набивными хлопчатобумажными тканями, которые продаются там на сумму до пятидесяти миллионов франков в год.
И потому, к моему великому огорчению, я тщетно искал в Астрахани прекрасные индийские ткани и великолепное хорасанское оружие, надеясь их там найти; в Астрахани осталось едва ли пять-шесть персидских лавок, которые даже не стоит посещать: ни одна из них не заслуживает названия магазина.
Единственная достойная внимания вещь, которую я там обнаружил, — это великолепный хорасанский кинжал с лезвием из дамасской стали и рукояткой из свежей слоновой кости. Я заплатил за него двадцать четыре рубля. За три года, которые прошли с тех пор, как перс, продавший мне этот кинжал, повесил его на гвоздь, ни одному покупателю не пришло в голову снять его оттуда.
На следующий день после нашего приезда полицмейстер приехал за нами и предложил нам посмотреть на домашний быт нескольких армянских и татарских семейств. Он позаботился заранее осведомиться, не заденет ли наш визит национальные и религиозные чувства хозяев. И в самом деле, несколько сторонников строгого уклада жизни выразили свое нежелание пустить нас к себе в дом, но другие, более цивилизованные, ответили, что примут нас с удовольствием.
Первая семья, которой мы были представлены или, скорее, которую представили нам, была армянская: она состояла из отца, матери, сына и трех дочерей.
Эти славные люди не поскупились на расходы, чтобы достойно нас принять. Сына мы увидели у очага занятым приготовлением шашлыка — сейчас я объясню вам, что такое шашлык, — в то время как мать и три дочери выставляли на стол варенье всех видов и виноград трех или четырех сортов.
Меня уверяли, что в Астрахани насчитывается сорок два сорта винограда.
Что касается варенья, то я не уверен, есть ли на свете народ, который готовил бы его лучше, чем армяне.
Я попробовал пять его видов: варенье из роз, варенье из тыквы, варенье из черной редьки, варенье из грецких орехов и варенье из спаржи.
Возможно, читатели будут не прочь узнать, как готовятся эти сорта варенья.
Вот их рецепты.