На следующий день, после завтрака, герцог сел в богато украшенное судно — на нем были ковры, бархатные подушки и расшитые паруса, а на его мачте развевался стяг Бургундии; оно находилось в центре большого круга, образованного сотней других лодок, которые были заполнены лучниками; в этот круг привозили пленников и одного за другим сбрасывали в озеро, а когда они всплывали на поверхность, их добивали ударами весел или стреляли по ним из лука.
Все они погибли мученической смертью, и ни один не попросил пощады; их было более семисот.
LXIII
СРАЖЕНИЕ
В то время как происходила эта ужасная казнь, конфедераты собирали силы: к Никлаусу фон Шарнахталю и к его восьми тысячам солдат из Берна присоединились Петер-ман де Фосиньи из Фрайбурга с пятьюстами воинами, Петер фон Рёмершталь с двумястами солдатами из Бьена, а также Конрад Фогт и восемьсот человек из Золотурна. Тогда Никлаус фон Шарнахталь отважился перейти к действиям и двинулся в Нёвшатель. Едва он оказался там, как к нему присоединились: Генрих Гёльдли с полуторатысячным отрядом из Цюриха, Бадена, Ааргау, Бремгартена и окрестных краев, называвшихся вольными землями; Петер Рот и восемьсот человек из Базеля; Хасфуртер и восемьсот человек из Люцерна; Рауль Рединг и четыре тысячи человек из старых немецких лиг, включавших Швиц, Ури, Унтервальден, Цуг и Гларус; затем воинский отряд общины Страсбурга, состоявший из четырехсот конников и тысячи двухсот аркебузиров, не считая двухсот конников, снаряженных епископом; затем солдаты из общин Санкт-Галлена, Шаффхаузена и Аппенцелля и, наконец, Герман фон Эптинген с вассалами и тяжеловооруженными солдатами эрцгерцога Сигизмунда.
Герцог узнал о приближении этого полчища врагов, но он был мало обеспокоен этим, поскольку по численности они все вместе едва составляли треть его армии и к тому же большинство из них с трудом можно было назвать настоящими солдатами; тем не менее он принял некоторые стратегические предосторожности. Вместе с лучниками своей гвардии он двинулся вперед, чтобы захватить старый замок Во-Маркус, который господствовал над дорогой из Грансона в Нёвшатель, тесно зажатой между горами и озером; но, вместо того чтобы встретить от владетеля замка сопротивление, с каким пришлось столкнуться графу де Ромону в Ивердоне и ему самому в Грансоне, он, приблизившись к крепости, увидел, что ворота открываются и владетель Во-Маркуса, без оружия и свиты, идет ему навстречу, встает перед ним на колени, как перед своим господином и повелителем, и просит пощады и чести служить в его армии. И то, и другое ему было даровано; однако герцог рассудил, что будет благоразумнее использовать нового сторонника не в его владениях, а где-нибудь подальше, и потому он позволил ему выйти вместе с гарнизоном из замка, а на его место поставил сира Жоржа де Розембо со ста лучниками, которые должны были охранять сдавшийся замок и соседние высоты.
Швейцарцы, в свою очередь, продвигались вперед, наступая от Нёвшателя, и расположились за Арёзой, небольшой извилистой речкой, которая берет начало у храма Фей и впадает в озеро между Ле-Бье и Кортайо. Швейцарцы продвигались медленно и осторожно, не зная, где им встретится враг; что же касается бургундцев, то они, исполненные веры в себя, пренебрегали разведкой, полагаясь на свою силу и многочисленность.
Первого марта швейцарцы переправились через Арёзу и направились к Горжье; 2-го, по окончании мессы, которую отслужили в лагере ополчения из Люцерна, солдаты Швица и Туна, составлявшие в тот день авангард, двинулись по дороге в горы, оставив замок Во-Маркус слева, и, поднявшись на вершину холма, натолкнулись на сира де Розембо и его шестьдесят лучников. Встреча явилась сигналом к сражению: лучники метнули стрелы; швейцарцы, вооруженные лишь мечами и копьями, продолжали продвигаться вперед, стремясь вступить в рукопашный бой, ибо только так они могли отплатить врагу за тот урон, какой был нанесен им самим. Лучники, которые были слишком слабы, чтобы выдержать такой натиск, отступили; солдаты Туна и Швица достигли самой высокой точки холмов Во-Маркуса и оттуда увидели всю бургундскую армию в походном порядке: она протянулась по берегу озера перед Конкизом, а ее левое крыло огибало гору, как рог полумесяца. Они тут же остановились, внимательно рассмотрели позицию противника и послали в свой тыл четырех человек, которые должны были сообщить о ней различным отрядам и послужить им проводниками для того, чтобы они повели атаку в важнейших направлениях. Герцог, со своей стороны, заметил этот передовой отряд и, полагая, что перед ним все войско противника, сошел со своего небольшого парадного коня, который был под ним, велел привести ему крупного скакуна серой масти, полностью защищенного железной броней, как и его хозяин, и, тотчас взобравшись на него, воскликнул:
— Вперед! Опрокинем этих мерзавцев, хотя подобные деревенщины не достойны сражаться с такими рыцарями, как мы!
Первый отряд, встретившийся четырем посланцам, был тот, что находился под командованием Никлауса фон Шарнахталя; как только храбрый бургомистр узнал, что бой начался, он приказал своим солдатам ускорить шаг и пришел на помощь воинам Туна и Швица в ту самую минуту, когда бургундская армия, в свою очередь, двинулась вперед. Этот авангард, численность которого едва достигала четырех тысяч человек, тем не менее явно не желал казаться напуганным предстоящим столкновением с противником: в прекрасном боевом порядке, быстрым шагом, но сохраняя строй, он спустился на небольшую равнину, посреди которой возвышался картезианский монастырь Ланс; швейцарцы остановились у стен этого монастыря, а затем, когда послышалось пение монахов, отправлявших мессу, вонзили в землю свои копья, знамена и стяги, опустились на колени и, приняв участие в совершавшемся богослужении, которое для стольких людей должно было стать погребальной службой, начали молиться.
Поскольку в это время герцог находился на расстоянии полета стрелы от них, он неправильно понял их намерения и, встав перед расположением своего войска, воскликнул:
— Клянусь святым Георгием, эти канальи просят пощады!.. Канониры, огонь по этим мерзавцам!..
В ту же секунду канониры выполнили приказ: раздался грохот выстрелов, бургундскую армию окутал дым, и посланцы смерти начали прочесывать ряды коленопреклоненных солдат Лиги, но они, несмотря на то, что многие из их родных и друзей, окровавленные и покалеченные, полегли рядом с ними, продолжали молиться. В это мгновение монастырский колокол возвестил о возношении Святых даров; швейцарская армия склонилась еще ниже, ибо каждый воин каялся в своих грехах и просил Небеса помиловать его. Герцог Бургундский, совершенно не понимая такого смирения, приказал выстрелить во второй раз; канониры подчинились, и каменные ядра снова оставили борозды в рядах набожных солдат, полагавших, что те, кто будет убит в такую минуту, больше помогут им на Небе своей молитвой, чем могли бы помочь на земле своим оружием.
Однако на этот раз, когда ветер разогнал дым, герцог увидел, что швейцарцы уже поднялись с колен и приближаются к нему, ибо месса завершилась.
Они шли быстрым шагом, образовав три батальона, выстроившихся в каре и ощетинившихся копьями; в промежутках между этими батальонами, с той же скоростью, двигались артиллерийские орудия, стрелявшие прямо на ходу; крылья же этого огромного дракона, с грохотом изрыгающего молнии и дым, состояли из легковооруженных солдат под командованием Феликса Шварцмурера и Германа фон Мюлинена, и с одной стороны касались горы, а с другой простирались до озера.
Герцог Бургундский призвал своего знаменосца, поставил его перед собой, надел на голову золотой шлем с короной, украшенной бриллиантами, и, решив поразить противника прямо в лоб, двинулся на средний батальон, находившийся под командованием Никлауса фон Шар-нахталя; сир де Шатель-Гийон атаковал левый батальон, а Луи д’Эмери — правый.
Герцог Бургундский так неосмотрительно выдвинулся вперед, что с ним остался лишь его авангард, но, по правде говоря, этот авангард представлял собой отборную часть его кавалерии, и потому удар оказался страшным.
Завязалась короткая рукопашная схватка, во время которой ничего нельзя было разглядеть; артиллерия уже не палила, ибо канониры не могли отличить друзей от врагов; герцог Бургундский и Никлаус фон Шарнахталь встретились лицом к лицу: бургундский лев и бернский медведь; ни тот, ни другой не отступили ни на шаг, и два воинских отряда словно застыли на месте.