Едва я успел закончить осмотр сего достопочтенного собрания, с наружной стороны двери раздался топот ног большой группы людей. Находящиеся в комнате люди непроизвольно замолкли, вслушиваясь в шум за дверью. Наступило мгновение тишины, подчёркнувшее напряженность данного момента. Шум за дверью нарастал и, в определенный момент, достигнув своего максимума, мгновенно стих. Казалось, что тишина звучит в ушах. Резким грохотом тишину разорвал стук в дверь. Здоровенный детина, оскаблившись, направился к двери, помахивая нагайкой. Отодвинув засов, он резко открыл дверь.
- А... - начал было он и резко осекся.
Это вызвало у меня интерес, который тут же иссяк, едва я увидал вошедшего через дверь. Стражники привели очередную жертву, но было не похоже, чтобы его вели силой. Он шёл сам.
Я знал его. Это был один из немногих боевых воевод среднего звена. Среднего роста, худощавый, плотно сбитый мужчина, чей возраст давно перевалил за средний. Овальное лицо, слегка расширяющееся сверху, было сплошь изрезано морщинами и мелкими шрамами. Ровный крупный нос, не отмеченный переломами, что удивительно при его то профессии и образе жизни, разделял это лицо пополам и венчался крупными бровями, похожими на крылья птицы. Тяжёлые веки нависали над глазами с радужкой голубого цвета. Сразу под носом располагались простые усы и под ними рот с крупными губами. Всё это наследие его тяжелой и долгой жизни подпирал выступающий подбородок, разделенный впадинкой надвое, какой бывает у жестких, решительных людей. Ёжик жёстких, непокорных волос чёрного цвета был густо осыпан сединой, заработанной на государевой службе. На голову у него была надета чёрная шерстяная шапочка с подбоем, какую воины надевали под шлем. Он был одет в тёмно-бордовую верхнюю рубаху, ниспадавшую до колен, поверх которой была надета толстая, клетчатая, шерстяная безрукавка, опускавшаяся до середины бедра, раскрашенная в синие, желтые и красные цвета, выцветшие на солнце. Такие безрукавки воины одевали под доспехи. Он был опоясан поясом, набранным из металлических колец, к которому кожаными ремнями крепились простые ножны, лишенные всяческих украшений. На том же поясе крепилась поясная сумка и кошелёк, в отличие от наших, не срезанные и не распотрошенные. Простые зелёные штаны, были заправлены в чёрные, грубые сапоги на толстой подошве, но с мягким голенищем. Этот человек мало уделял внимание своему внешнему лоску, предпочитая практичность. Разглядывая его, взгляд не цеплялся за одежду. Самым примечательным в этом человеке были его глаза, точнее взгляд, определявший крайнюю опасность. Описать этот взгляд было крайне трудно, он создавал у человека ощущение, что тебя оценивают как кусок мяса, поданного для рубки, резки, отбивания и потрошения. Казалось, что обладатель сего взгляда постоянно прикидывает как, чем и в какой последовательности будет тебя убивать и расчленять. Один раз взглянув в эти глаза, навсегда отпадало желание сталкиваться с их обладателем на узкой тропинке. Это был один из тех немногих воевод, кто предпочитал проводить время не на царских пирах, в кабаках или борделях, а в воинских упражнениях на заднем дворе дворца. Не был он также замечен во многих дворцовых интригах, подхалимстве начальству или даче взяток с целью обеспечения себе карьерного роста. Свой статус он получил, гоняя новобранцев, находясь в походах, рейдах и разведке, а также постоянному участию в военных операциях во славу государя. За свою способность двигаться плавно и практически беззвучно, словно хищный зверь, диковатый внешний вид, за любовь к засадам и играм с противником в кошки-мышки, он получил от своих товарищей по оружию прозвище "Кошак". Этому прозвищу он вполне соответствовал. Был у него и грешок. Любил он в одиночестве походить по ночному городу, насладиться его красотами. Не страшно, если бы не одно но... В темноте уличные разбойники и хулиганы принимали его за вполне безобидного прохожего. Многие за это поплатились своими жизнями. Много раз до государя доходили жалобы, что Кошак пустил кровь какому-то благородному шалопаю, возжаждавшему приключений. Несмотря на обилие жаждущих заполучить место Кошака, государь покрывал своего воеводу. Нахождение его здесь говорило о том, что на этот раз он пустил кровь кому-то особо важному и государь решил его на этот раз наказать. Конечно, он был безоружен, но это не уменьшало его опасности.
Этим и объяснялось замешательство детины на входе. Рука детины замерла на полпути к пленнику. Кошак шагнул вперёд и упёрся в протянутую руку. Взгляды палача и воина столкнулись. Мгновение они мерялись взглядом, и палач отступил, оценив свободные руки пленника и отсутствие на нём синяков. Да, храбростью этот детина обзаведётся ещё не скоро, если вообще обзаведётся. Воин измерил взглядом помещение, и сам прошёл на место рядом с пленниками. Детина долго смотрел ему вслед, потом судорожно сглотнул, вытер разом вспотевшие ладони о свои штаны и закрыл дверь.
Договор.
После того как все участники этой церемонии были доставлены в комнату, царь и его окружение пришли в движение, негромко разговаривая друг с другом. Слов до меня не доходило, но и так было ясно, что нас собрали вместе для выполнения некоего деликатного задания. Ходили слухи, что и раньше бывало для улаживания деликатных нюансов в отношениях между странами, царь прибегал к услугам разных групп людей, чаще преступников. Но поговорить об этом с участниками тех групп мне не доводилось, что уже наводило на мысли. Оставалось неизвестным, для чего могла потребоваться группа столь разнообразного народа, как наша.
Молчали только пленники. Остальная группа людей наполнила своими разговорами комнату негромким шумом. Казалось, они не обращают на нас никакого внимания, но ни у кого не возникло желания бежать или воспользоваться положением как-то иначе. Стражники, приведшие нас сюда, остались за дверью. Это угадывалось по доносящимся оттуда звукам. В любой момент они могли ворваться внутрь, заслышав сигнал. Поэтому мы молча ждали. Я наблюдал за царским семейством и его окружением, желая угадать, что нас ждёт. Повернув вперед левое ухо, я изо всех сил напрягал слух, стараясь расслышать их разговор.
Однако ничего дельного расслышать не удавалось. Но общее направление разговора было нетрудно угадать. Царь принял решение, и его окружение это решение не оспаривало, но, судя по всему, команда собиралась в спешке, и сейчас происходило "утверждение кандидатур", весьма бурное. Интересно, понимают ли это мои спутники? Наконец царь изобразил рукой рубящее движение и произнёс резкое бранное слово, по-видимому, означавшее конец пререканий и одновременно утверждение его мнения. Разговоры стихли. Царь обернулся лицом к нам.
Он выдержал паузу, дав нам возможность проявить наибольшее внимание к его персоне, и заговорил. В этот момент я почувствовал себя юным отроком, находящимся в родной обители, перед отцом настоятелем. Царь говорил с нами церковно-молитвенным языком нашей монастырской братии. Мне никогда и в голову не приходило, что государь может так ясно, ёмко и доходчиво объясняться с подчиненными. Нет смысла приводить дословно всю пространственную речь государя. В целом он описал каждого из нас, наши пороки и прегрешения перед его милостью и законном, описал, что бы лично он сделал с каждым из нас и каким образом. Я с удивлением узнал, что пытки и казни в этом списке стоят не на первом месте. Такая любвеобильность к нашим персонам, скажем прямо, тронула до глубины души и полноты смущения. Далее, не прерывая церковного языка, он описал, что ждёт нас всех и каждого в отдельности со стороны тяжкой длани его государственного закона, дабы очистить мир от скверны нашего греха. Речь государя была длинной и пространственной, дабы внушить нам страх, уважение и осознание нашей участи.
Внезапно я осознал, что государь смотрит прямо на меня. Какое-то время я испытывал интерес и внимание к себе со стороны царя, но затем догадался оглянуться по сторонам, и в первую очередь на своих сотоварищей по несчастью. Только воин и асасин выказывали бесстрастность к происходящему. Остальные узники демонстрировали окружающим затравленные и напуганные лица, источающие безысходность. С опозданием я осознал, что на их фоне я демонстрирую крайнюю заинтересованность к происходящему, абсолютно не свойственную для данной ситуации. С запозданием я попытался придать своему лицу напуганный вид. Видимо это удовлетворило царя, и он отвёл свой взгляд в сторону. Далее я старался демонстрировать свой интерес не столь явно.