Здесь же, в Дебрецене, началось формирование новой демократической венгерской армии с тем, чтобы хотя бы несколько венгерских дивизий смогли принять участие на стороне Советской Армии в окончательном разгроме фашизма. Нас, недавних партизан, партия направляла в новую демократическую армию, в органы государственной безопасности или в партийную охрану. Были и такие, кого направили в сельское хозяйство для проведения раздела земли или на работу в партийные органы.
В один прекрасный день, когда я вместе с Рекаи и Марковичем направлялся в партийный центр, мы, к огромному удивлению и радости, встретились с товарищем Ногради, который сказал, что он и Андраш Тёмпе только накануне прибыли в Дебрецен из Шальготарьяна, где осталась вся группа. Не дожидаясь моего вопроса, Ногради успокоил меня, сказав, что Ева жива и здорова и на днях приедет в Дебрецен.
Спустя несколько дней товарищ Йожеф Реваи вызвал к себе командиров и политкомиссаров партизанских групп. Собрались товарищи Шандор Ногради и Андраш Тёмпе, Дюла Уста и Шандор Хорват, Миклош Рекаи, Янош Маркович и я. Товарищ Йожеф Реваи сказал, что хочет представить нас членам Временного правительства.
— Пусть посмотрят, — продолжал он, — на представителей Венгерской коммунистической партии, которые с оружием в руках сражались против фашизма.
Через несколько минут после этого разговора мы отправились в здание, в котором размещалось Временное правительство.
Каждое министерство занимало в ту пору всего две-три комнаты. Одна из них отводилась под кабинет министра, в другой размещался секретарь, а в третьей — весь остальной аппарат.
По дороге мы встретили многих знакомых партизан, разгуливавших по городу, и рассказали им, куда идем. Мы знали, что нам придется встретиться и с генерал-лейтенантом Фараго, который никогда не питал страстной любви к партизанам.
— Если через час мы не вернемся, тогда занимайте здание правительства и наведите там полный порядок, — в шутку заметили мы своим боевым друзьям.
В тот день премьер-министр Временного правительства Бела Миклош Дальноки и военный министр Вереш как раз находились в Москве, где они подписывали соглашение о временном перемирии. Вместо них нас принял генерал-лейтенант Фараго.
Все мы, разумеется, были одеты по-партизански: в советской военной форме, в шапках, на которых алела широкая красная лента.
В большой приемной Фараго, куда мы вошли, находились человек шесть — восемь высокопоставленных офицеров в форме хортистской армии, которые, увидев нас, щелкнули каблуками. Мы обменялись с ними взглядами.
Войдя в кабинет Фараго, мы выстроились вдоль стены. Увидев нас, Фараго выскочил из-за стола и поздоровался с товарищем Реваи, который в свою очередь сообщил генералу о цели нашего визита. Фараго дружелюбно посмотрел на нас и сказал:
— Значит, у нас уже и партизаны есть. Хорошо бы послать их на задание в Задунайский край.
По лицу товарища Реваи пробежала ироническая улыбка.
— Разрешите, господин министр, нам самим решать, куда посылать наших партизан, — сказал он генералу.
Фараго подошел к нам ближе и вежливо протянул руку Шандору Ногради, который стоял крайним, а затем спросил, где он действовал.
— В Шальготарьянском угольном бассейне, — ответил Ногради.
Фараго пробормотал несколько вежливых слов и подошел к Андрашу Тёмпе. Так он с каждым поздоровался за руку. Когда Фараго подошел к нам, более молодым, то решил, видимо, быть более непосредственным.
— Тебя как зовут, сынок? — спросил он меня.
Потом генерал подошел к Дюле Усте и задал точно такой же вопрос, как и мне. Дюла назвал себя.
— А где ты действовал, сынок?
— В районе Унгвара, Мункача, — по-военному отчеканил Уста и так посмотрел на Фараго, будто собирался съесть его.
Фараго сразу же сообразил, что перед ним стоит командир того самого партизанского отряда, который доставил ему, бывшему начальнику жандармерии, больше всего неприятностей.
Отступив на шаг, Фараго инстинктивно воскликнул: