Мои учителя, кроме учителя черчения и учителя физкультуры, были священниками. Костюм члена ордена Цистерцитов состоял из длинной до пят рясы тонкого белого сукна, украшенной спереди и сзади широкой черной полосой. Такое сочетание цветов напоминало расцветку оперения ласточки.
Мы, гимназисты, носили круглые бархатные шапочки темно-синего цвета, украшенные спереди белым эмалированным с золотой каемкой крестом и золотыми латинскими буквами MORS.
Позднее я узнал, что это означает «смерть». До сих пор не знаю, откуда происходит этот мрачный клич и почему орден Цистерцитов избрал его девизом своей школы.
Открытие учебного года началось торжественным молебном в церкви. Здесь я впервые встретился со своими одноклассниками, увидел всех вместе сразу — и студентов и преподавателей восьми классов гимназии.
На второй день мы получили учебники и наш классный руководитель Альфред Сас зачитал список тетрадей и словарей, которые мы должны приобрести, а также сообщил адрес магазина, где их можно купить. Когда этот пространный список я показал матери, опа с ужасом всплеснула руками:
— Господи боже мой! Где же я возьму такую уйму денег?
А ведь это было только начало. Позже последовало распоряжение учителя физкультуры приобрести гимнастическую форму: спортивные туфли, брюки, футболку из самого лучшего материала, и все это можно было купить только в самых дорогих модных салонах.
Постепенно мы, студенты, познакомились друг с другом, узнали наших педагогов. Любимыми моими предметами стали латынь, литература и гимнастика. Меньше всего я любил немецкий язык. И в этом, пожалуй, главным виновником был наш классный наставник Альфред Сас, который одновременно преподавал нам немецкий язык. Его массивная фигура с лилово-красным лицом и холодным взглядом водянистых глаз буквально давила на нас. С особым презрением он относился к нам, детям неимущих родителей. Таких в классе насчитывалось человек шесть, не более.
Больше всех мы любили и уважали, хотя и побаивались немного, нашего математика доктора Белу Фабиана. Он тоже был священником. Необычайно тонкий, небольшого роста человек с невероятно маленькими ручками и ножками, но сравнительно крупной головой, он отличался строгостью, но объективным и справедливым отношением к гимназистам. Свою необычайную вспыльчивость он подавлял огромным усилием воли. В такие моменты он обычно только молча кусал свои кулаки.
На переменах нужно было выходить во двор гимназии, куда вела одна-единственная узкая дверь. На первом этаже располагался буфет, в котором продавались всевозможные кондитерские изделия: пирожные, печенье, торты. До гимназии таких деликатесов я не то чтобы не ел, но, откровенно говоря, даже в глаза не видел. Завтрак с собой мне всегда давала мама. Как правило, это был кусок хлеба, намазанный смальцем, и одно яблоко.
В гимназии я познакомился со странным и удивившим меня до крайности явлением — попрошайничеством.
В селе я видел немало нищих, а на базаре в Вашваре их было даже очень много, в том числе попрошаек-цыган. Но то были, как правило, взрослые несчастные люди: калеки, парализованные. Здесь же нищими были некоторые студенты. Они вставали к двери, ведущей во двор, и выпрашивали у детей богатых родителей кусочки сдобных рогаликов, сладких калачей, вкусных, таявших во рту пряников.
Когда я рассказал об этом дома маме, она немного подумала и сказала:
— Понимаешь, сынок, одно дело — быть бедным, но совсем другое — нищим. Да, мы бедны, но чтобы быть нищими — никогда!
Во дворе гимназии прямо в землю были врыты брусья, стоял турник, на которых желающие могли поупражняться. Я очень любил эти гимнастические снаряды, отлично лазал по шесту. Брусья для меня были совершенно незнакомы, но я вскоре полюбил и их.
Гимназия имела великолепно оборудованный гимнастический зал, было создано много спортивных кружков. Помимо занятий по расписанию в свободное время в нем тренировались студенты. Я записался в сборную команду гимнастов. Меня очень привлекало и фехтование, но снаряжение для него было настолько дорогим, что дома я об этом даже не заикался.
Быстро промелькнул первый год учебы, и постепенно я начал свыкаться с новой обстановкой. Улица Сечени находилась на окраине города. Мимо нашего домика поезда ходили чаще, чем в Дьёрваре, а по базарным дням бесконечным потоком текли на базар крестьянские подводы с арбузами, в изобилии зревшими на окрестных полях. Подержи отец шлагбаум закрытым и задержись при этом поезд на пять — восемь минут, как по обе стороны полотна пути скапливалось столько повозок, что им не было видно ни конца ни края. Поэтому было решено построить туннель, чтобы направить движение под железнодорожными путями. Работы по строительству туннеля начались и должны были закончиться через год.