Синна прошла через сводчатую арку, заменявшую дверь, и кашлянула, чтобы обозначить своё присутствие. Ответа не последовало. Наверное, Лаура так увлечена работой, что не очень реагирует на звуки вокруг. Синна не припоминала, чтобы Линтьель впадал в такие состояния, зато частенько наблюдала отца, окаменевшего над записями и расчётами.
Она двинулась дальше, мимо завешенных мольбертов с картинами — полотнища были все в пятнах, — мимо полочек с глиняными статуэтками (законченными или незаконченными, похожими на фигурно примятые комки), мимо вездесущих запахов дерева и краски. Царил жуткий беспорядок: то там, то здесь валялись старые палитры, грифели, перья, обрывки холста и бумаги. Всё это перемежалось банальным мусором (что-то содрогнулось внутри аккуратной Синны): огрызками съеденных второпях яблок, сухими цветами, семечками непонятного происхождения, брошенными шпильками для волос… В таком месте раздолье крысам, а не творчеству, — подумалось Синне, и она снова удивилась, вспомнив о помешанности Линтьеля на чистоте.
…Неправда. Нет больше Линтьеля.
— Эра Алья, — тихо позвала Синна, наконец увидев владычицу мастерской. Лаура стояла к ней спиной и, казалось, не дышала, накладывая мазки. Кисть почти не шевелилась — такими мелкими и точными были движения; Синна невольно залюбовалась. На её глазах рождалось нечто особенное.
Это был портрет — как и большая часть картин Лауры, которые попадались Синне. Черноглазый стройный юноша (наверное, сын или внук кого-то из Правителей) в дорогой одежде стоял с книгой, препоясанный лёгким мечом — явно не для настоящего боя. Через свободную руку был перекинут красный плащ, складки которого и прорабатывала сейчас Лаура. Глаза юноши — настолько живые и блестящие, что становилось жутко, — странно выглядели на этом придворном портрете: слишком настоящие для искусственных, парадных картин. Они будто рассказывали старую печальную историю — причём не самого юноши, а кого-то давно ушедшего: вычитанную или услышанную в легенде. Синна вздрогнула, разглядев в этой боли отражение собственной. Обычно работы Лауры бывали другими.
— Кто это?… — внезапно севшим голосом спросила Синна. Лаура развернулась так резко, что подол её рабочего платья подмёл пыльный пол. А потом узнала гостью, и ужас на её лице сменился хмурой неприязнью. Синна слегка поклонилась, наблюдая, как она поспешно набрасывает на картину полотнище. — Это не повредит?… Краска ведь ещё не высохла…
— Вы пришли рассказать мне, что вредно или полезно для краски? — осведомилась Лаура. За этим грубоватым вызовом Синна сразу нащупала растерянность: поднявшись сюда, она увидела что-то, что не должна была видеть.
— Нет. Я не нашла Челлу и пришла спросить о письмах для меня.
— Письма приходят на имя мужа, — Лаура отложила палитру и отошла, чтобы ополоснуть пальцы в чаше с водой. От поднявшегося слабого ветра мусор на полу шуршал и перекатывался. — А мне некому писать. Его и спрашивайте… И, кстати, — её голос ядовито вильнул. — На кезоррианском правильнее говорить «письма мне», а не «для меня».
— Спасибо, я учту, — серьёзно и доброжелательно сказала Синна, не поддаваясь на ребяческие подначивания. Её грызло желание приподнять полотно и ещё раз взглянуть на странного юношу. — Но Вы не ответили мне, кто на портрете. Это тайна?
— Почему же? — Лаура небрежно дёрнула плечом — слишком небрежно, как показалось Синне. — Никакой тайны. Это сын чара Энчио, одного из самых видных сановников Вианты. Род наследственных, Верховных Правителей, Вы наверняка слышали о них.
«Вам ведь тоже всё дала высокая кровь — совсем не так, как нам с братом» — вот что имелось в виду. Синна смерила Лауру наглухо закрытым взглядом.
— Слышала, конечно. А как его имя?
— Ремье [11]. Он студент, изучает философию в Академии Вианты. Портрет заказал отец. Ничего примечательного, — скучающим тоном заключила Лаура и, скрестив на груди руки, присела на один из грязных столов. «Давай-ка покончим с любезностями и ты уберёшься отсюда», — прочла Синна невидимую надпись у неё на лбу. Но она не привыкла сдаваться.
— Почему тогда на поясе у него меч, а в руке книга о соколиной охоте? — невиннейшим тоном поинтересовалась она. Её внимание сразу зацепила крупная миниатюра с соколом, незаконченный набросок которой золотился на приоткрытой странице. Лаура (о боги, неужели?) слегка смутилась.
— Это просто традиция… Заказ отца, я ведь сказала. Он просил изобразить сына именно как будущего Правителя. Это требует затронуть охоту и воинскую доблесть.