Пришло время, и я начал пост. Девять дней я не мог думать ни о чём, кроме еды. Я думал об обедах на День благодарения, которые мама устраивала, когда я был маленьким; мне виделась жареная индейка и сладкий картофель, и суфле из алтея, и всякие начинки для пирогов, и как пахнет подливка. И каков на вкус первый кусочек — я проживал это со всей силой воображения снова и снова. Я думал обо всех ресторанах, в которых успел побывать в Соединённых Штатах, о крабах в «Северо-западе», о стейке в «Ориджинал Джо» в Сан-Франциско, о рыбе, тушеной в белом вине в новом Орлеане, о лобстерах по-саваннски в Бостоне — боже мой! Я годами был ужасным гурманом, так что теперь мне, к несчастью, было о чём вспомнить.
Пост я всё-таки завершил. Прошло девять дней. Оставался только один интересный вопрос: изводя постом своё тело, что внутри себя я кормил всё это время?
Три месяца спустя, когда я предпринял свой второй девятидневный пост, всё прошло уже гораздо лучше. (Лучше — вот ещё одна индульгенция эго!) Теперь я провёл всё это время, размышляя о еде, которую имел право вкушать, будучи йогом. Я думал о шпинате с ломтиком лимона сверху, об источающих пар рисовых колобках, о горячих свежих чапати (лепёшках) и молоке. Я постился, думая: «Ну разве я не молодец? Я держу девятидневный пост, как говорится в священных книгах. Я того и гляди стану великим хатха-йогом».
Шло время и вот, несколько лет спустя, я снова оказался в Индии. Мы с несколькими друзьями остановились в маленькой деревне; всё, казалось бы, говорило в пользу ещё одного девятидневного поста. Но на этот раз я даже не замечал, что держу пост, за исключением полуденных часов, когда было разрешено выпить немного воды с лимоном или имбирного чая. Просто вместо еды я занимался какими-то другими вещами. Где-то на середине поста я подумал: «Так вот что такое пост. Ну и дела!» Пост — это не отказ от еды; пост — это отказ от голода. До сих пор я был совершенно не в состоянии этого понять, потому что мой ум был занят мыслями о тапасье, о суровых лишениях, которым я себя подвергаю.
Я пришёл к выводу, что настоящая тапасья начинается, когда вы настолько мысленно готовы к ней, что любое ваше действие становится ею. Мы совершаем её радостно, с чувством: «Да! Вот оно! Пусть так всё и будет!», с чувством: «О! Теперь я свободен от этого!» Это действительно освобождение, а не самоотрицание. Рамана Махарши говорил: «Я просто не ем, а все говорят, что я держу пост». Вот в этом-то и состоит сущность тапасьи. Пока мы думаем, что предаемся суровому аскетизму: «Посмотрите на меня! Я отрекаюсь от мира!» — это всего лишь ещё одна игрушка эго. Можно сколько угодно думать, что мы от чего-то отрекаемся, — если всё сказанное выше действительно происходит, мы только обеими руками набиваем закрома эго новым добром.
На Востоке все многочисленные системы йоги строятся вокруг практик очищения и отречения. Одна из них в индуистской традиции носит название аштанга-йога — «восьмичленная йога». Она была введена Патанджали где-то в III–IV веках нашей эры, но явилась результатом гораздо более древних практик. Аштанга-йога представляет собой структурированную последовательность шагов, при помощи которых можно привести в порядок разные части игры, в которую мы играем. Это полная и подробная карта, пользуясь которой можно прийти к Богу и, познакомившись с ней поближе, понять, каким образом практики отречения работают в контексте общей системы йоги.
В аштанга-йоге существует детально разработанная программа очищения и соблюдения правил. Это два краеугольных камня аштанга-йоги, которые носят названия яма и нияма соответственно.
Пять ям, или пять самоограничений, суть следующие: не наносить вреда, не лгать, не красть, не поддаваться похоти и жажде обладания вещами. Пять нням, или предписаний: чистота, довольство тем, что есть, дисциплина, изучение священных текстов и смирение перед Богом.
После ямы и ниямы идёт третья часть — принятие ритуальных поз, или асан, что мы в просторечии чаще всего и называем хатха-йогой.
Далее идёт пранаяма — дыхательные упражнения, которые тоже традиционно считаются частью хатха-йоги. Это четвёртая часть.
Вторая четвёрка вся связана с медитацией. Сначала идёт пратьяхара, начальная стадия медитативной практики, которая подразумевает отрешение сознания от чувств. Мы постепенно уводим сознание вглубь, пока не будем в состоянии созерцать игру собственных чувств, в то же время сохраняя фокус внимания на дыхании. Следующие три части аштанга-йоги: последовательно углубляющиеся уровни медитации, которые называются дхарана (концентрация), дхьяна (глубокая медитация) и самадхи (Единство), которые и приведут вас прямиком к Брахману.