Есть ещё одна история о Саи Бабе из Ширди, которая поясняет, когда и при каких условиях используются сиддхи. Сына одной женщины укусила кобра, и она попросила у Саи Бабы священного пепла, чтобы исцелить его, но он отказал ей в просьбе, и ребёнок умер. Женщина была вне себя от горя, она плакала и кричала. Тогда один из учеников попросил его: «Баба, пожалуйста, ради меня воскресите её сына». На это Саи Баба ответил: «Не лезь в это. Случившееся послужит ей на благо. Душа её сына уже нашла себе новое тело, в котором сможет проделать действительно добрую работу — которая была бы невозможной в этом, прежнем теле. Если я верну его в старое тело, то, новое, должно будет умереть, чтобы жило это. Я могу сделать это ради тебя, но все ли последствия ты обдумал? Осознаёшь ли ты свою ответственность и готов ли ты принять её на себя?»
Вот оно, подлинное сострадание гуру. Ученик видел только смерть ребёнка и горе матери. Сострадание же Саи Бабы проистекало от видения всей картины, а не только той её части, которая определялась обычными человеческими эмоциями.
Истории о силе питают нашу веру, ибо напоминают нам о том, что в мире есть множество процессов, недоступных земному зрению. Свами Нитьянанда, гуру Свами Муктананды, был прекрасным йогом и довольно колоритной личностью вроде Сан Бабы. Каждый день сотни людей приходили, чтобы увидеть его — Нитьянанда только сидел, что-то мурлыча себе под нос, и не обращал на них ни малейшего внимания. Люди как-то научились интерпретировать его мурлыканье; они подходили и спрашивали: «Баба-джи, стоит ли мне покупать эти акции?» — «М-м-м-м-м-м-м-м…» — «Баба-джи говорит, что стоит». Они покупали их и получали навар. Нитьянанда тратил деньги на то, чтобы замостить дороги вокруг своего ашрама. С утра приходили рабочие, они копали, и мостили, и разравнивали гравий, а в конце дня Нитьянанда говорил им: «Идите домой, а по дороге поднимите любой камень, какой понравится, — ваша плата будет под ним». Это были две рупии в день. Рабочие шли домой и по дороге поднимали какой-нибудь камень — не важно, близко от ашрама или далеко, главное, чтобы он сам бросился в глаза, — и под ним непременно обнаруживались две рупии, всякий раз в новеньких хрустящих банкнотах. Ни под каким другим камнем никаких рупий не было; невозможно было поднять другой камень и получить ещё две — вам уже заплатили.
Через некоторое время слухи дошли до властей, которые были, мягко говоря, озадачены. Довольно непросто отправиться к гуру и спросить, откуда он взял деньги, но выбора у них не оставалось, и потому полиция в лице инспектора и сержанта отправилась в ашрам к Нитьянанде. Явившись к нему, они сказали: «Ох, Баба-джи, мы тут пришли, потому что, ну, вы понимаете, нас несколько обеспокоило, откуда у вас берутся все эти совершенно новенькие банкноты, если позволите». Нитьянанда ответил: «О нет, я ни в коем случае не хочу, чтобы вы беспокоились. Пойдёмте со мной, я вам покажу, откуда они берутся». Нитьянанда углубился в джунгли с двумя полицейскими «на хвосте». Он вёл их всё дальше и дальше в чащу, и под конец они вышли на берег уединённого озера, кишевшего крокодилами. Нитьянанда, ничтоже сумняшеся, вошёл в воду. Полицейские пританцовывали на берегу, причитая: «Ох, вы только осторожнее, пожалуйста, гуру-джи». Нитьянанда не обращал на них внимания. Он поманил к себе одного из крокодилов, и зверюга послушно подплыла к нему. Он открыл ему пасть, засунул руку внутрь и принялся горстями доставать оттуда хрустящие новые рупии. Полиция в панике бежала и никогда больше не беспокоила его.
Должно быть, для гуру вообще очень забавно играть с нашей зацикленностью на деньгах, потому что у Махарадж-джи тоже была одна история, связанная с деньгами. К нам в ашрам пришёл некий садху и принялся бранить Махарадж-джи за то, что он слишком привязан к материальной собственности. Махарадж-джи только слушал его и кивал, а потом сказал садху: «Отдай мне деньги, которые завязаны у тебя в дхоти». Садху возразил: «О чём это ты? У меня нет никаких денег». «Отдай мне деньги, которые завязаны у тебя в дхоти!» — повторил Махарадж-джи. Садху неохотно вытащил несколько скомканных рупий, действительно спрятанных в уголке его дхоти. Махарадж-джи взял их и бросил в огонь. Садху снова принялся бранить его, на этот раз за то, что он позволил себе распоряжаться чужой собственностью. На это Махарадж-джи воскликнул: «О, прости меня, прости! Я не знал, что ты так привязан к деньгам», — и, сунув в огонь щипцы, стал доставать оттуда новенькие банкноты по десять рупий. «Все деньги в мире — мои», — говорил он, насмешливо глядя на садху.