Выбрать главу

Это пишет сын народа-охотника, сын народа, у которого еще на этом веку существовал закон кровной мести. Невольно вспоминается неоконченная поэма Пушкина о Тазите. Отданный на воспитание человеку мужественному, с тем чтобы из него вышел настоящий воин, Тазит возвращается в аул после убийства его брата. Отец видит в нем исполнителя кровной мести. Но Тазит ведет себя странно: бродит среди скал, любуется красотой горных рек и водопадов. Увидев караван купцов без охраны, он, к огорчению отца, не разграбил его; увидев раба, убежавшего из их дома, он не приволок его на аркане. И вот между отцом и сыном новый разговор:

Отец Кого ты видел? Сын Супостата. Отец Кого? кого? Сын. Убийцу брата. Отец Убийцу сына моего!.. Приди!.. где голова его? Тазит!.. Мне череп этот нужен. Дай нагляжусь! Сын Убийца был Один, изранен, безоружен…

Гуманизм Тазита родился не в родном ауле, а во внешних связях — во встречах с людьми других аулов, а может, и соседних горских народов. У Кулиева он не занят на стороне, как у Тазита, а порожден жизнью его народа.

В своих взглядах на природу человек, относившийся к ней потребительски и часто даже враждебно, сегодня подвинулся далеко. Природа-мать, кормилица и союзница человека, как я уже говорил, тоже переживает критический момент. Вот почему тема природы в современных стихах начинает звучать как большая социальная тема. В подтверждение этого можно сослаться на стихи поэтов из самых разных республик: на ингуша Джамалдина Яндиева, на чуваша Педера Хузангая, на алтайца Бориса Укачина.

У молодого кабардинца Зубера Тхагазитова, например, есть оригинальные стихи о том, как быстрая река научила петь и ходить первобытного человека:

А река бежала вперед и вперед — каждая струйка, как струнка, дрожит! — И человек решил, что река поет только потому, что бежит. И встал человек, и пошел человек…

Высокие мотивы гуманного отношения к природе встретим мы у национальных поэтов Сибири, представляющих, можно сказать, профессиональных охотников. В этом смысле показательна новая книга стихов Ювана Шесталова «Песня последнего лебедя», поэтическим ядром которой являются пять дум медвежьей головы, поставленной на стол в традиционный праздник охотников.

Теперь несколько слов о женских голосах. По-моему, национальной поэзии матриархат пока что не грозит, во всяком случае поэзии Северного Кавказа. Но и здесь начинает все заметней проявляться женское самосознание. До сих пор мы знали чеченку Раису Ахматову, поэтессу большого лирического обаяния, раздумчивую, немного грустную. Сейчас мы можем сказать: женского полку прибыло, и назвать целый ряд поэтесс, не случайно поднявшихся на всероссийскую трибуну. Прежде всего это аварка Фазу Алиева, первая из женщин, получившая звание народного поэта Дагестана. В этом, казалось бы, частном факте я вижу стратегическую победу нашей ленинской национальной политики. Фазу Алиева — поэтесса не малых возможностей. Она одинаково успешно работает и в жанре маленького лирического стихотворения, и в жанре развернутой эпической поэмы. Ее поэма «Восемнадцатая весна», посвященная Герою Советского Союза Ахмеду Абдулмажидову,— заметное явление не только в дагестанской поэзии. Уже с первых строк она внушает предчувствие большой судьбы и утраты:

Дерево убили! Дерево убили! Но корни у дерева есть. Будут ли ветки — а ветки были,— Будут ли листья — а листья были,— Снова качаться здесь?

По соседству с Фазу Алиевой в Кабардино-Балкарии успешно творят Фоусат Балкарова и Танзиля Зумакулова. У них на русском языке вышло не много книг, но они уже замечены. А мы знаем, что горские женщины трудолюбивы.

О критике.

Поэты были недовольны критикой во все времена, но в то же время сознавали, что без глубокой объективной критики, без ее объективного анализа поэзия развиваться не может. Она должна вовремя замечать тенденции, может быть еще слабые, но перспективные, предупреждать те, которые ждет близкий провал. Для этого ей нужно знать не только законы творчества, но и законы общественного развития. Эстетической дегустации стиха для его оценки еще недостаточно.