Не хочется повторять, а тем более доказывать такую банальную мысль, что частная, личная — как принято называть — жизнь человека играет для него очень большую роль, даже если существование его наполнено интереснейшей и важнейшей духовной работой. Например, просто невозможно представить биографию Пушкина, где бы отсутствовала эта сторона его бытия. И не только из-за трагического конца поэта…
С другой стороны, такт ставит многие ограничения и запреты, особенно когда речь идет о современнике, еще так недавно ушедшем от нас.
Все-таки мне хотелось бы слегка нарушить запрет и поговорить не о фактах, случаях и событиях, а, если так можно сказать, о некоем символе веры, который Ландау сам для себя создал и потом, может быть, слишком послушно исповедовал. Ландау еще в юности, строя одну из своих общежитейских «систем», запрограммировал для себя, что главное в женщине — это красота (отсюда еще одна его полушуточная «классификация» женщин по их красоте, внешним данным). А такие жизненные концепции (в отличие от научных) он строил раз и навсегда. И уже всю жизнь должен был придерживаться своей программы: не мог, не смел, не разрешал себе отойти от нее. Вероятно, это противоречие между раз и навсегда установленными принципами, которые, как он считал, нельзя, да и не надо менять, и своим повзрослением, изменением характера, психики, потребностей, касалось и других сторон его существования и немало усложняло ему жизнь. Он ведь понимал, что для настоящего счастья нужно еще многое другое, что далеко не всегда сочетается с внешней красотой. Недаром он часто жаловался на «антикорреляцию» — на отсутствие такого сочетания.
И тогда, как знают близкие друзья, начинались разочарования, переживания, иногда настолько сильные, что порой они выливались в глубокую депрессию. Ландау не мог ни работать, ни думать, ходил несчастный, раздраженный, возникали даже мысли о самоубийстве.
Но, вопреки всем обстоятельствам, большим и малым бедам, Ландау очень дорожил жизнью, и в нем, как и в Томасе Манне, постоянно жила «решимость быть счастливым». В этом же — быть счастливым — он стремился помочь и другим. Помочь так, как он считал нужным.
Надо здесь помнить, что Ландау был учителем — по своему характеру, психологии и действиям. И все обстояло отлично, пока дело касалось физики. Но он полагал, что может быть еще и «учителем жизни».
«Дау очень любил давать советы», — эта фраза дословно повторялась всеми моими собеседниками. Жениться — не жениться, развестись — не развестись, изменять — не изменять… И каждый раз, заинтересованно вникнув во все подробности, Ландау доброжелательно высказывал свое авторитетное, часто безапелляционное суждение — «давал совет».
Как раз в физике он гораздо охотнее и чаще говорил: «Подумай сам», «Решайте сами», — а здесь, в житейских проблемах, никогда не затруднялся советом.
Больше того: чтобы выносить суждения и давать советы, нужна, естественно, информация. Отсюда ошеломляющий многих — особенно плохо знающих его или совсем с ним незнакомых людей — стиль его поведения, любовь задавать «нескромные вопросы». Им часто невдомек было, что Ландау спрашивал их не просто из праздного или дурного любопытства, а с живейшим интересом и доброжелательностью и опять-таки с готовностью дать разумный, «научно обоснованный» совет.
У Ландау всегда был большой и искренний интерес к людям, к их судьбе, к подробностям их жизни. К разным людям, в том числе и к совершенно посторонним. И при разговоре, даже самом первом, ему сразу хотелось выяснить, счастлив ли его собеседник или собеседница. Отсюда и эти шокирующие вопросы. В них не было ни пошлости, ни желания эпатировать, а просто неподдельный интерес.
Вот любопытный факт. В ответ на заданные его ученикам банальные, типично журналистские вопросы (которые порою даже неловко и задавать всерьез): «Чем он был для вас?», «Что он вам прежде всего дал?» — и тому подобное, вопросы, где, кажется, ответы предопределены, известны заранее, и ждешь только разные, индивидуальные их формулировки, вдруг слышишь неожиданное:
— Дау сыграл в моей жизни фундаментальную роль по преодолению многих комплексов. Он был интеллигентным человеком, но не считал, что надо холить свои комплексы. Наоборот, надо в них разобраться и избавиться от них. Человек обязан быть счастливым… Хотя Дау и вера — несовместимые понятия, тем не менее это была его вера: человеку предписано быть счастливым. — И еще: — Вот главное, что я получил от него: Дау учил, что в жизни — и в общественной, и в личной — надо применять те же методы, что и в теоретической физике. Этому я научился и горжусь — применяю научный метод ко всем жизненным явлениям. У Ландау был, как он говорил, научный подход ко всему. Он этим владел потрясающе. К нему ходили, чтобы он проанализировал ту или иную жизненную ситуацию.