Деллингер был блестящий педагог и заядлый эпигенетик, прекрасно знавший всю историю спора преформистов и сторонников идеи истинного зарождения. Имя же Шеллинга было в зените славы. Его натурфилософия, основанная на двух китах — принципе единства мира и принципе всеобщего развития, — многим казалась финишной прямой на пути к истине (а кое-кому — пустой болтовней и шарлатанством). Возможно, именно к этим двум людям и ехал молодой доктор Окен, чтобы укрепиться в своей вере (уже ранние студенческие работы Окена выдают в авторе эпигенетика и шеллингианца).
С распростертыми объятиями принял Шеллинг нового послушника в свой натурфилософский монастырь. Ежевечерне ужинал бедный и голодноватый доктор-студент (с 1805 года — геттингенский приват-доцент) у знаменитого философа, обласканный «фрау профессорин» (Каролина Шлегель лишь недавно стала женой Шеллинга), поддерживал морально Шеллинга в его борьбе (недолгой) с реакционным баварским университетским начальством, извлекая из нее уроки на будущие собственные передряги. И сам получал поддержку не только морального плана.
Самым прямым образом Шеллинг устроил печатание первого большого труда Окена «Зарождение», проникнутого натурфилософским духом, ссужал Окена деньгами, а под конец, видимо, рекомендовал своему другу и почитателю Гёте обратить на Окена внимание как на лучшего кандидата в профессора Иенского университета.
До конца своих дней Окен, будучи самым стойким последователем молодого Шеллинга, ни единым словом не задел и Шеллинга старого, с отступничеством, больным мистицизмом которого конечно же не мог быть согласен.
Духом поклонения Шеллингу, духом пересмотра всей системы зоологии через призму идей, «вытекающих из учения Шеллинга», проникнута вся книга Окена «Зарождение».
Одним из самых поразительных «пророчеств», содержащихся в этом и некоторых других трудах Окена, историки науки считают его вариант формулировки знаменитого «правила рекапитуляции» Мюллера — Геккеля: зародыш в эмбриональном развитии как бы повторяет эволюцию, историю живого мира.
Если быть справедливым, то стоит вспомнить, что до дарвинистов Мюллера и Геккеля это правило было уже сформулировано в трудах великого эмбриолога, российского академика Карла Бэра. Причем закон Бэра, пожалуй, был точнее: ведь эмбрион никогда в точности не повторяет порядок превращений в генеалогии предков, а скорее демонстрирует смену признаков от более общих разрядов классификации к более подчиненным, конкретным (например, от общих признаков, характерных для всех позвоночных, к признакам класса, например, хрящевых рыб, птиц, млекопитающих и далее к видовым признакам: скажем, рыбы-молота, курицы, лошади). Закон Бэра…
Ну, а Бэр широко и очень уважительно ссылался на Окена как на учителя и предтечу и опирался на океновскую формулировку удивительной закономерности.
«Прохождение эмбриона через классы животных».
Ну, а если уж быть совсем справедливым: одно дело — формулировать и объяснять удивительное явление «эволюции» зародыша в эмбриональном процессе уже в рамках развитого эволюционного учения, другое — увидеть идею такого развития еще до дарвинизма. Лично мне кажется, что легкая и блестящая победа дарвинизма в 1859 году была подготовлена мучительными исканиями тех, кто переходил в конце XVIII — начале XIX века от понимания развития как идеи развертывания готового (если вдуматься, это русское слово, построенное по лексической кальке соответствующего немецкого, и сейчас несет в себе этот, прежний, смысл) к развитию как прогрессивному превращению, с зарождением нового качества, — Вольф, Кант, Гёте, Гердер, Шеллинг, Окен, Ламарк, Бэр.