Замечание о «молодости 1917—19 годов» в цитированном письме, написанном в 1912 году, не случайно. Ведь в недавно напечатанной заметке Хлебников еще около 1911 года писал: «Желая проверить деловым путем возможность предвидения будущего, я построил предсказания для не столь отдаленных 1917—1919 г.», причем он считал эти годы «великим узлом, развязанным мной, событий». А в 1912 году Хлебников печатает «на свои собственные средства» (15 рублей, как он говорит в письме сестре) свой диалог «Учитель и ученик», где в связи с разбором времени паденья государств в древности, в средние века и в новое время задается вопрос: «Не следует ли ждать в 1917 году падения государства?» В том же 1912 году в сборнике футуристов «Пощечина общественному вкусу» Хлебников публикует заметку под названием «Взор на 1917 год», где приводится список закономерно повторяющихся дат падений государств, тот же, что и в диалоге «Учитель и ученик». Но последняя строчка добавлена (после «Индия 1526, Иудея 134»): «Некто 1917». Из контекста было ясно, что этот зашифрованный «Некто» — по цензурным причинам скрытый.
Это предсказание Хлебникова было известно Маяковскому, который в том же сборнике «Пощечина общественному вкусу» выступил со своими стихами. Он переиначил хлебниковское предвидение в известных строках из «Облака в штанах»:
Маяковский не поверил точности предсказания Хлебникова, захотел поторопить чаемое — и ошибся. Почему Хлебников угадывал будущее и в этом, и в других случаях вернее, чем его соратники по футуризму? И возможно ли предвидение не вообще событий, а их дат? Имеет ли все это отношение к науке? Маяковский назвал такие работы Хлебникова «историко-фантастическими». Но почему эти фантазии на исторические темы иногда оказывались действительно пророческими?
4
Кажется важным разграничить две стороны дела. Первое — какого рода вопросы задавал Хлебников, думая о будущем. Это зависело от его понимания истории, совершающихся в ней событий, их направления; здесь ему помогал и широкий исторический кругозор, и художественное чутье, тонкий слух, заметный в приведенных его рассуждениях о стихотворении маленькой девочки. Интуитивно поэт, погруженный в размышления об истории, может угадывать многое: природа поэтического чутья остается еще во многом неизведанной. Второе — каким образом он получал свои ответы и насколько они (и методы их получения) были точны. Хлебникову хотелось создать науку об историческом времени. В этом он был созвучен всей культуре нашего столетия, в значительной степени обратившейся к исследованию времени. По-разному и наука (прежде всего физика), и литература, и другие виды искусства (театр, кино, музыка) подходят к новому пониманию времени. И даже сейчас, когда естественные науки, двигаясь по намеченному в первой четверти века пути, далеко ушли по нему, слова, сказанные Хлебниковым в одной из предсмертных статей о времени, продолжают звучать, как если бы он написал их совсем недавно:
«Про некоторые области земного шара существует выражение: «Там не ступала нога белого человека». Еще недавно таким был весь черный материк.
Про время также можно сказать: там не ступала нога мыслящего существа. Если не каждый самый мощный поезд сдвинет с места все написанное человечеством о пространстве, то все написанное о времени легко подымет каждый голубь в письме, спрятанном под крылом.
Это всего несколько вскользь брошенных, иногда очень метких, замечаний. Я не говорю о чисто словесных трудах по данному вопросу, которые не ведут к цели и служат плохим топливом паровозу знаний… Казалось, наука о времени должна идти тем же путем, которым шла наука о пространстве. Избегая заранее готовых мыслей, открыть свой разум, как слух, к голосу опыта, лежащего перед ним. Если в ушах не будет внутреннего звона и навязчивых голосов бреда, голос опыта будет, конечно, услышан. Задача — увидеть чистыми глазами весь опыт в кругозоре человеческого разума».
Хлебников считал свой собственный подход к членению исторического времени эмпирическим. Он составлял длиннейшие таблицы дат. Многие хронологические данные, относящиеся к древней истории, настолько проблематичны, что пытаться основываться на них в любых построениях было бы опасно. Очевидно, чувствуя это и желая иметь достаточно надежный материал, Хлебников все больше обращался к хронологии новейших, современных ему событий, где первичные данные почти всегда можно проверить.