Впоследствии это событие станет одним из важнейших воспоминаний, доказывающих Путину исключительную важность сохранения сильного государства и опасность, которую может представлять разгневанное население для, казалось бы, прочно укоренившегося режима. Исследователи проводят параллель с опытом Андропова в Будапеште в 1956 году, когда он увидел венгерских тайных полицейских, повешенных на фонарных столбах под окнами советского посольства, и после этого стал одержим тем, что, по его мнению, было попыткой Запада разжечь несогласие с советским режимом.
Возможно, что та ночь в Дрездене сыграла свою роль в формировании. Воспоминания со временем кристаллизуются. То дело "Москва молчит", - говорил потом Путин. У меня тогда было ощущение, что страны больше не существует... Советский Союз был болен. У него была неизлечимая болезнь - паралич власти". Но это было сказано более десяти лет спустя, когда у него были другие обязанности и совсем другая повестка дня. На самом деле кризис был гораздо менее серьезным, чем это представлялось в его воспоминаниях. Не нужно было ждать несколько часов военной поддержки, патруль был отправлен на охрану здания в течение тридцати минут. Его начальник в Карлсхорсте Сергей Безруков, которому он докладывал на следующий день, вспоминал об этом как о незначительном эпизоде, не имеющем особого значения.
Но для Путина это стало кульминацией нескольких недель разочарования, когда Восточная Германия - страна, которую он стал считать вторым домом, - развалилась, а могущественный Советский Союз не сделал ничего, чтобы остановить этот процесс.
Через несколько дней это впечатление усилилось, когда сотня сотрудников Штази, заблокированных в своих зданиях боевиками "Нового форума", пришла умолять своих советских коллег, чтобы КГБ использовал свое влияние в их интересах, если, как это казалось все более вероятным, Штази будет расформирована, а они потеряют работу. И снова Путин и его коллеги ничего не могли сделать. Спустя годы это по-прежнему вызывает у него гнев. То, что мы не поддержали [тех, кто работал на нас], достойно сожаления", - сказал он одному из интервьюеров. Независимо от идеологии, специальные службы всегда должны заботиться о тех, кто им помогает... Это норма для любого цивилизованного государства. Вместо этого, посетовал он, тех, кто работал в Штази, "преследовали по политическим мотивам". Он мог понять, что восточные немцы считали свою службу безопасности чудовищной организацией, но это была неправильная система, а не те, кто в ней работал.
Люди, которых я знал, были порядочными людьми, - настаивает Путин. Они были моими друзьями, и я от них не откажусь". Некоторые сотрудники Штази, по его признанию, "возможно" плохо обращались с людьми, но он "лично этого не видел". По тем же причинам он преуменьшал ужасы, творимые НКВД при Сталине. Государство было отражением общества, из которого оно вышло. Как и его недостатки.
В середине декабря группа КГБ в Дрездене получила приказ начать сжигание своих архивов. Мы уничтожили все - всю нашу связь, списки контактов и агентурные сети", - вспоминал Путин. Для этих целей в управлении имелась печь для сжигания мусора, но объем уничтожаемых бумаг был настолько велик, что она перегрелась и взорвалась. Вернувшийся к тому времени из Москвы генерал Широков договорился с командиром танкового полка, чтобы двенадцать вагонов с документами перевезли в казарму и сожгли в печи. Когда и она взорвалась, их закопали в яме на свалке, намереваясь уничтожить напалмом. Но инженерное подразделение, которое должно было руководить операцией, не прибыло, и вместо него использовали бензин.
Наиболее важные документы из окружных управлений КГБ и Штази, а также из Министерства обороны Восточной Германии и штаб-квартиры Штази в Берлине были отдельно отправлены в Карлсхорст, а затем переправлены в Москву. По словам Сергея Безрукова, операция длилась два-три месяца. Все наиболее секретные материалы были вывезены в российские архивы.
После штурма штаб-квартиры Штази в Дрездене вся работа с агентами была прекращена. Но в январе 1990 г. Путин получил указание начать вербовку новой сети, отдельной от тех, с кем он работал раньше, чтобы не скомпрометировать их в случае разоблачения старых сетей. Он обратился к Клаусу Зухольду, молодому сотруднику Штази, с которым познакомился вскоре после приезда. Этот выбор оказался неудачным: позднее, после объединения Германии, Зухольд, как и многие другие , имевшие связи в КГБ Восточной Германии, обратился в западногерманскую службу безопасности и рассказал все, что знал.
К тому времени Путин уже покинул Дрезден. Где-то в середине января он был вызван в Берлин на встречу с генералом КГБ из только что прибывшего из Москвы Управления Z. Что именно говорилось, неизвестно. Ни Безрукову, его непосредственному начальнику, ни кому-либо другому из Карлсхорста не разрешили присутствовать на встрече. Безруков узнал, что речь шла о следующем задании Путина, но больше ему никто ничего не сказал. Сразу же после этого Путин вернулся в Дрезден и убрал со стола. Вместе с семьей он вернулся в Ленинград 3 февраля 1990 года.