Третий — это мировая экономическая война, в которой применяются средства создания в национальных экономиках и социальной сфере управляемого хаоса. Это парадоксальное понятие предполагает, что в хаос превращается экономическая жизнь стран и культур жертв этой войны. При этом сами агрессоры, управляющие этим экономическим оружием, держат хаос в стане противника под контролем, для них он является целенаправленно созданным особым порядком. Этот новый вид боевых действий подробно описан одним из его разработчиков Стивеном Манном, который лично участвовал в создании многих очагов управляемого хаоса в разных точках мира (в том числе в СССР). Он прямо называет «усиление эксплуатации критичности» и «создание хаоса» инструментами обеспечения национальных интересов США. В качестве наиболее эффективных механизмов «создания хаоса» он называет «содействие демократии и рыночным реформам» и «повышение экономических стандартов и ресурсных потребностей, вытесняющих идеологию». Ещё в 1992 г. С. Манн предложил модель, построенную на аналогии между государством и компьютерной системой. В этой модели любая страна ассоциируется с «железом», а политическая культура и идеология — с программным обеспечением. Для «смены режима» не нужны ни оккупация, ни бомбардировки — достаточно внедрить в «компьютерную систему» вредоносную программу…
Хаоса становится больше?
Можно ли говорить о том, что благодаря теоретикам «усиления эксплуатации критичности» хаоса в мире становится больше? Из-за отсутствия механизма или методологии измерения его «количества» и «объема» однозначно такой вывод сделать нельзя. Невозможно сравнить сегодняшнее «количество» хаоса с 1991 годом — периодом активного развала СССР и региональных конфликтов на Балканах, в Африке, Ближнем Востоке, Афганистане или с семидесятыми годами прошлого века, когда, несмотря на разрядку, мир был охвачен не просто конфликтами, а региональными войнами (достаточно упомянуть затяжную войну США в Индокитае, горячую фазу арабо-израильского противостояния, «букет» войн в Африке, начало затяжной войны в Афганистане, «бутонизацию» исламского экстремизма). Однако хаос, несомненно, стал качественно иным.
Во-первых, совершенствуются технологии управления, и сегодня мы уже не наблюдаем явного столкновения блоков и даже отдельных стран. Значительный «объем» современного хаоса генерируется революциями и «как бы революциями», которые возникают «как бы из ничего». Их подоплека остается незаметной для досужих наблюдателей. Многие из них так же моментально «сходят на нет» (как в Тунисе и Турции), другие (как в Египте) тлеют неопределенное время и, при сохранении основных государственных институтов, генерируют «зеркальные реверсии» (восстание фундаменталистов против военной бюрократии сменяется революцией военной бюрократии против фундаменталистов — и далее в том же духе), третьи генерируют «зоны иррационального хаоса», «войну во имя войны», сопровождающиеся фактическим демонтажом наций (Ливия, Сирия). К этому типу относятся «революции», порождаемые разного рода моментальными политическими повестками — проигрышем или выигрышем какой-либо стороны на выборах — как, например, на Украине. Топливом для таких социальных движений и возникновения очага хаоса является накапливающаяся «усталость» (в одних случаях «усталость» от социальной несправедливости, в других — от длительной незыблемости определенных политических режимов или систем). Усталость порождает раздражительность, напряжение и скрытую ненависть. В таких случаях достаточно «взмаха крыльев бабочки» (кто-то что-то сказал, кого-то ударили дубинкой), чтобы спровоцировать начало «горячей фазы». Вторым условием новых революций является наличие хорошо организованных глобалистских течений или геополитических блоков, которые выполняют роль «постоянных источников энергии» хаоса (как, например, международная мусульманская экстремистская сеть) или положительных аттракторов (например, ЕС), куда «положено» стремиться. Третьим условием революции часто является наличие отрицательных аттракторов, в роли которых часто выступает господствующий режим. Отрицательный аттрактор в виде «себя любимых» — характерное для постсоветского пространства явление, постоянно подпитывающее дезинтеграционные процессы. Чтобы спастись от себя, надо попытаться стать кем-то еще, ну например, «цивилизованными европейцами», ассоциировавшись с ЕС.