-- Да-да, -- кивали старцы и мрачнели. -- Так было. Древний обычай не был нарушен.
-- Именно тогда, с Раздела, начался закат славы и удачи, -- напирал Гунайх. Соседи обнаглели, война следовала за войной, и ему, Гунайху, досталось жалкое наследие чужой глупости. Да-да, глупости! Но он не роптал, нет, он воин и сын воина. Но неудачам не было конца, соседи были сильнее, а кое-кто опять вспомнил древние обычаи и начал шептаться по углам о смене вождя.
Старцы, почуяв угрозу, принялись что-то бормотать, но Гунайх их не слушал.
"Испугались! -- удовлетворенно думал он про себя, вглядываясь в ненавистные лица. -- Это хорошо, что испугались, хорошо, что поняли наконец свою слабость здесь, на новой земле, где некому пожаловаться и не у кого искать защиты".
Как же люто он ненавидел их! Вечно брюзжат, и всегда у них наготове какой-нибудь древний обычай или достойное подражания деяние предков. Иногда Гунайху казалось, что, собравшись где-нибудь в укромном месте, они сами выдумывают и обычаи, и деяния предков. Но теперь все будет по-другому. Теперь он, Гунайх, один будет решать судьбу клана. И пусть кто-нибудь осмелится возразить!.. Но почему же так долго не возвращается Гауранга?
-- Духи наших предков создали эту землю для клана взамен утерянной, -сказал Гунайх. -- Они послали проводника -- хромого Данда...
При звуках этого имени старцы оживились, думая, что гроза миновала. По древним обычаям, чужак не имел права жить внутри городища, и хижина Данда стояла в отдалении, но редким был день, когда там не толпились бы воины или старики, женщины и детвора, люди, пришедшие за лечебными травами, советом или просто так.
-- Хромой привел нас сюда, -- сказал один из старцев, которого Данда вылечил от болей в пояснице. -- Он учит детей, лечит раны воинов...
-- Это так, -- оборвал его Гунайх. -- Устами Данда говорят с нами духи предков. И они сказали: здесь наш новый дом. Здесь! Все это слышали на берегу, куда пристали наши корабли и где на плечо хромого опустилась белая птица. Это так, все видели, все это знают. Но я знаю еще кое-что...
Гунайх обвел старцев взглядом, от которого мурашки пробежали у них по спинам, отхлебнул из кубка и продолжал:
-- Я не умею говорить долго и красиво, как мой брат Балиа, я воин. -Он выдержал паузу и, услышав наконец за дверью стремительные шаги, сказал: -- Послушаем моего сына Гауранга.
В тот же миг дверь распахнулась.
-- Он там! Он опять там! -- с порога закричал Гауранга. Глаза его лихорадочно блестели, волосы были растрепаны, а одежда мокра от росы. -- Он опять там и опять уговаривает Данда бежать! Предать нас всех и бежать!
-- Успокойся, -- приказал вождь и усадил мальчика на скамью подле себя. -- Не подобает будущему воину и вождю вести себя на совете клана подобно женщине в грозу. Говори по порядку.
Только сейчас Гауранга заметил сидящих вокруг стола старцев. Он густо покраснел, вопросительно глянул на отца, а когда тот подбадривающе похлопал его по плечу, прерывающимся от волнения голосом стал рассказывать.
Гауранга говорил о том, что Гунайх и старцы знали сами: Балиа дошел со своими людьми до Дальних гор и нигде не встретил человеческого жилья. Неприступные горы и море -- отличная защита от врагов.
-- Он говорил, -- мальчик запнулся и после паузы продолжал, -- он говорил, что только... глупец, разум которого помутился от страха и неудач, может заставлять людей возводить стены, копать рвы и ямы, когда нет никакой опасности...
-- А Данда? -- спросил вождь. -- Он что говорил?
-- Что в Дальних горах есть проход, и там, за горами, пустыня...
-- Так я и знал! -- воскликнул Гунайх. -- Проход в горах! У любой крепости есть слабое место. Дальше!
-- Балиа говорил, что многие недовольны вождем. Люди устали и хотят жить спокойно...
-- Жить спокойно! А разве я этого не хочу?! -- Пальцы Гунайха, вцепившиеся в толстую столешницу, побелели.
-- Он говорил, что клан нужно разделить. Пусть те, кто хочет строить крепость, останутся здесь, а другие возьмут один или два корабля и поплывут вдоль берега, чтобы найти новое место и жить так, как им хочется. Он сказал, что в совете есть те, кто думает так же...
-- Неправда! Мальчишка лжет! -- взвизгнул неповоротливый, тучный Вимудхах. -- Кто докажет, что он все это слышал, а не придумал только что?
-- А разве нужны еще доказательства? -- медленно проговорил Гунайх.
Вимудхах поперхнулся, заерзал на месте, обернулся по сторонам, ища поддержки, но мудрые старцы, глядя в пол, уже потихоньку отодвигались от него.
И тогда Вимудхах испугался,
-- Этого не может быть! -- просипел он. -- Я не верю, что кто-нибудь в совете думает о разделе клана. Балиа -- безумец и отступник. Никто не думает так, как он. Он предатель!
Вот слово и прозвучало. Гунайх ухмыльнулся в усы. ,,,:::...-.:
-- А Данда... Данда согласился уйти на кораблях? -- медленно спросил он, тоном подсказывая ответ.
Мальчик, пряча глаза, залепетал:
-- Данда.,. да... Нет! Нет, нет... Это все Балиа. Он уговаривал, грозил... Он посмел грозить старику! Балиа предатель!
Вимудхах вкрадчиво спросил!
-- Да или нет? Совет должен знать правду.
-- Я не расслышал, -- тихо прошептал Гауранга, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Щеки у него пылали, и комок горечи застрял в горле. Предчувствие потери сжало ему сердце, он сожалел о сказанном.
-- Только не изгоняйте его, -- губы мальчика задрожали, он вскочил и выбежал за дверь.
-- Все ясно, -- чувствуя близкое прощение, сказал Вимудхах. -- Все ясно. Они оба предатели, а, согласно древним обычаям наших предков...
-- Все ли так думают? -- спросил Гунайх. -- Все согласны? Все были согласны.
Балиа замолчал, поднял голову, прислушиваясь, и на всякий случай пододвинул к себе меч.
Он не успел обнажить его. Дверь, сорванная с ременных петель мощным пинком, грохнула о стену, и в хижину с топором в руке ворвался Гунайх.
-- Совет назвал тебя предателем и по древнему обычаю наших предков приговорил тебя к смерти! -- прорычал он. -- Завтра я сам покажу твою голову клану!
Он взмахнул топором, но Балиа успел уклониться, и блеснувшее в пламени светильника широкое лезвие рассекло пустоту.
Гунайх был опытным бойцом. Тяжелый топор казался игрушкой в его руках. Удар следовал за ударом, но Балиа чудом удавалось всякий раз избегать смерти. Короткий меч был сейчас бесполезен, и ему приходилось рассчитывать только на свою ловкость.
Перебрасывая топор из руки в руку, быстро передвигаясь на коротких крепких ногах, Гунайх атаковал со всех сторон сразу, постепенно отжимая брата в угол. Развязка была близка и неминуема, оба это понимали. С начала схватки ни один не проронил ни слова, в хижине раздавалось лишь тяжелое хриплое дыхание Гунайха, короткое, с присвистом сквозь сжатые зубы -- Балиа да шарканье ног по земляному полу.
Ни звука не издал и хромой Данда, сидящий, как и сидел до появления Гунайха, в дальнем углу и полностью, казалось, безучастный к происходящему. Не было ни страха, ни ненависти в его глазах, только безмерное сожаление, когда он переводил взгляд с огромного, похожего на разъяренного кабана Гунайха на гибкого и стремительного Балиа. И будто устав смотреть на братьев, таких разных внешне и таких схожих в стремлениях, старик прикрыл глаза и словно бы даже задремал. Больше всего ему хотелось сейчас оказаться на пустынном берегу и слушать шорох волн, бегущих из дальних-дальних краев, где нет злости, ненависти и невежества. Должны же быть такие края!
Схватка между тем продолжалась. Зажатый в угол Балиа неуловимо быстрым движением метнул свой меч в Гунайха. Тот на мгновение растерялся, успев, однако, отбить удар, но и этой задержки оказалось достаточно. Балиа двумя руками подхватил скамью и обрушил ее на брата. Схватившись за голову, Гунайх грузно осел на пол. Балиа сверху бросился на него, но получил сильный удар в живот и отлетел к стене. В следующий миг Гунайх был уже на ногах. Он поудобнее перехватил топор и с коротким хэканьем нанес последний удар.