— Ну вот, Лисёнок, пора идти проведать даму нафтусю, а ты ещё спишь!
Её удивило имя «Лисёнок», с каким он обратился к ней. Резануло по сердцу! — Володя! Володечек! Ты также называл меня! И тут же сама себе, не вслух: «Никакого Володи не было, и нет! Всё!».
Три следующих дня пролетели, как единый миг. Геннадий, как и обещал, её не съел. Володю она не видела ни разу. На четвёртый день мужская троица объявила, что уезжает. Лиза почувствовала разочарование и обиду за их прямое сокрытие срока отъезда. Такое всегда считалось великим курортным грехом.
Она с ужасом представила себе, как, увидев её одну, возрадуется Владимир. Её снова предали. Двойное предательство?! Этого она не могла пережить.
На вокзале и в вагоне снова был коньяк, конфеты, фрукты. Женя вёл себя с Лизой бестактно. Он был уверен в её близости с Геннадием и представить себе не мог, что его товарищ почти за четверо суток не «оприходовал» такую женщину. Теперь он вёл себя с ней нагло, даже пытался под вагонным столиком потереться ногами об её ноги. Лиза была взбешена.
Когда отходил поезд, Ира и Наташа даже всплакнули. Лиза всё ещё от хамства Евгения была вне себя. И когда поезд укатил далеко, вздохнула с облегчением. Но что теперь делать одной? Обычной курортной компании, которая каждый раз образовывалась вокруг неё и Владимира, теперь не было. Спутницы навоинских строителей казались ей недалёкими и неинтересными, и она не согласилась пойти с ними вечером в «Колыбу».
Но последовавшее за этим событие заставило её поменять решение. Когда выходила из столовой, кто-то сзади дотронулся до её плеча. Это была Клара:
— Нам надо поговорить! Ты не думай, что у нас с Владимиром Николаевичем курортный романчик.
Мы работаем вместе и более семи лет встречаемся. Я ничего не имею против того, чтобы ты иногда с Володей тут танцевала. Но не вздумай переступать эту черту. На чужой каравай рот не разевай! Поняла, серая мышка! Провинциалочка задрипанная! Так Владимир Николаевич о тебе говорит.
Она брезгливо острым наманикюренным коготком провела по Лизиной кофточке и так же внезапно исчезла, как и появилась. Лиза не помнила сама, как оказалась в своей палате. Бешенство охватило её. Она не плакала — она плела сети мести.
Прежде всего, с пылающим лицом поднялась к Ирине и сказала, что пойдёт в «Колыбу». Так назывался лесной ресторанчик, в котором она много раз бывала счастлива, уплывая в страну грёз в танце в объятиях своего Вальдемара. Там играл цыган на волшебной скрипке, и она часто солировала для своего милого под ресторанный оркестрик.
Ах, как всё было чудесно! Но теперь это в прошлом. Всё, всё! Она не будет травить себе душу воспоминаниями. Не было в её жизни Володи! Понятно? Не было! Вечером за ней зашли Ира и Ната — соломенные вдовы с четвёртого этажа. Каждая с новым спутником. В «Колыбе» играла всё та же скрипка, но теперь она показалась Лизе беспородной. Шипели на мангале шашлыки. В полутьме обжимались по углам подгулявшие пары. Только ей было всё так же тоскливо. Тот, что пришёл с Ириной, почти что безусый Миша, как бы для вежливости, пригласил её на танец.
Она хотела отказаться, Но в этот миг увидела в дверях Володю с пресловутой Кларой. Комок досады подкатил к горлу. Она вся вытянулась в струнку и пошла за кавалером в круг. На неё нашло безрассудство. Она спела с оркестром почти весь свой репертуар. Как будто бес вселился в её душу, а весь какой-нибудь музыкальный театр — в её горло. Когда выдохнула одним махом «как же случилось, не знаю. С милым гнезда не свила я. Одна я!», в дверях заприметила Володину спину. Вернулась за стол. Её просили ещё спеть, но она упала на свои руки и разрыдалась.
Миша вдруг шепнул: — Ну, их всех к чёрту! Пошли отсюда. Ты, в каком санатории отдыхаешь? Я провожу.
Лиза очень удивилась, как это Миша обратился к ней внезапно на «ты». Да ещё оставляет ту, с кем пришёл. Но ей было всё равно. Жизнь кончилась. Она стояла на краю пропасти. И юноша с огромными серыми глазами и смоляными кудрями подавал ей руку спасения.
И завертелся пошлый курортный романчик. С Володей она изменяла опостылевшему мужу, а с Мишей — любовнику, любимому до дрожи, до обморока, человеку, который сам отверг её. Лиза думала, что мстит Владимиру, а оказалось, она мстила себе, но потеряла сама себя в романе с юношей, который влюбился в неё без памяти. Каждое утро, расставаясь с ним, она презирала себя.
Но днём чувство мести по отношению к Володе вытесняло презрение. И новая ночь была повторением предыдущей. Ей казалось, что от прошлого оставалось только одно: она постоянно оценивала юношу в сравнении с окончательно потерянным для неё Володей. Несмотря на крайнюю и даже неприличную молодость, он однажды спросил: