«Как я сейчас скажу ей об этом? — думал он в ужасе. — Сегодняшний день — столь великий для нас обоих, — неужели я испорчу ей ее маленькое счастье? Пока она ничего еще, по-видимому, не знает, а Курганов не любит говорить раньше времени. Завтра, через неделю, месяц — в конце концов, узнает и она, но сегодня…»
Он сделал страшное усилие и заставил себя весело рассмеяться.
— Полно, ничего особенного, — сказал он, садясь и привлекая ее к себе, — я пошутил, хотел посмотреть, как ты отнесешься. Дело гораздо проще. Курганов сказал мне, что скоро едет сам и возьмет меня с собой…
— А тебе не хотелось ехать? — живо спросила Гета. Она сразу поверила ему, потому что очень хотела этому верить.
— Да, ужасно не хотелось. А теперь еще больше хочется.
— Почему же это? — в ее голосе появились шаловливые нотки.
Он крепче прижал ее к себе и стал тихонько на ухо говорить то, что всегда говорят люди в такие моменты, чего сами не могут потом повторить и что очень трудно, если вообще возможно, передать на бумаге.
— Слушай, — вдруг сказала Гета, — Курганов тогда сказал, что тебе трудно с чем-то расставаться… Значит, он догадывался, что ты… — она мило смутилась и едва слышно кончила, — любишь меня?
— Да, наверно, догадался.
— А разве нельзя никак тебе остаться?
— Не знаю, но надеюсь, что если попрошу, то он не будет настаивать. Зачем я ему там?
— Милый, не уезжай, мне теперь без тебя дня не прожить. Никакая работа на ум не пойдет. Все это время, с тех пор, как, помнишь, у микроскопа, ты ушел, а я потом работала наверху с Линой, мне казалось, что я с ума сойду. Все из рук валится. Кролики эти надоели страшно. Завтра Курганов велел приготовить препараты селезенки. А Лина все возится с яйцеводами. Вчера вскрывали двух самок. У всех что-то странное. Матки сморщены. Яичники и яйцеводы потеряли свою форму. А у самца яички вовсе атрофировались. Курганов взял препараты и унес с собой мозги всех троих.
Она помолчала и потом прибавила:
— Все одно и то же. Зря только уродуем животных. Правда, они «молодеют», как говорят Биррус, но зато тяжело на них смотреть: какие-то они все одинаковые…
Карст с улыбкой думал о том, как странно в этом одном маленьком существе соединяется практикант-биолог с прелестной женщиной.
«Конечно, ученой назвать ее нельзя, и вообще женщина вряд ли может быть ученой. Из всех нас один только Курганов может так называться. Она — дельный, аккуратный работник. Курганов не взял бы ее к себе, если бы она ничего не стоила. Гета — милая, умная, интересная женщина. Но если бы я встретился с мальчиком, обладающим ее психикой, ее характером, ее знаниями… Разве бы я провел с ним пять минут без скуки? Если бы сегодня в лодке этот мальчик стал брызгать водой, как это сделала Гета, разве всем нам показалось бы это естественным и милым? Гм… значит, мы все время считаемся с ее полом. Но с полом заставляет считаться наш собственный пол. Наша мужская психика также находится в самоподчинении… Гормоны… Но это же пустой звук. И все остальное в нашей психике подчинено каким-либо гормонам… Кажется, не совсем так. Женщина, лишенная пола, лишится и своих психических особенностей. Бесполая Гета — мой воображаемый мальчик — не стала бы в лодке брызгать водой, потому что это было именно женское кокетство. Но что же бы тогда осталось? Ведь если предположить, что…»
— Карст!
Он вздрогнул и, словно очнувшись, растерянно взглянул на Гету.
— Я говорю, а ты вовсе не слушаешь, я тебе интересное рассказываю, а тебе и дела нет. Может быть, ты спать хочешь?
— Нет же, я слушаю, внимательно слушаю.
— Повтори, что я сказала.
— Ты говорила… говорила… — Карст с комической серьезностью упер палец в лоб, — погоди, сейчас…
Гета звонко рассмеялась.
— Не можешь припомнить? Как же говоришь, что слушал?
— Ну да, помню, ты говорила о кроликах.
— Ха-ха-ха! Да это давно было. После того я рассказывала совсем о другом.
— О чем же?
— Не слушал, так вот теперь не скажу.
Карст, кряхтя, стал на колени.
— Прости меня, окаянного, повтори снова, я, конечно, очень виноват, но заслуживаю снисхождения и даже одобрения.
— Как это? Почему?
— Да потому, что я думал все время только о тебе.
— Правда?
— Правда.
— Ну ладно, я снова расскажу, только ты скажи, когда забудешь о том, что я рассказываю.
Он засмеялся.
— Как же я могу сказать, что забыл? Это все равно, что сказать: «я сплю».
— Ну, слушай. Я рассказывала о том, как третьего дня поссорилась из-за тебя с Линой…
— Из-за меня?