Немилосердно жгло летнее волжское солнце. Все жители городка уже были в курсе происшествия, которое случилось на улице Третьего Интернационала, где помещался винный склад нэпмана Бородавкина, и с жаром обсуждали мою дальнейшую судьбу.
В милиции составили протокол о моём задержании и незамедлительно отправили меня в камеру, которая сокращенно именовалась КПЗ, то есть камера предварительного заключения.
В этой душной каморке я просидел почти двое суток, проклиная свою разнузданную фантазию, бдительность «снегиря», свою невезучесть и «хорошего парня» начальника местной милиции, который, на мою беду, отбыл в Нижний Новгород на совещание, посвященное по злой иронии судьбы необоснованным и незаконным арестам.
Но все, рано или поздно, кончается. Закончилось и совещание в губернском центре. Начальник милиции просто не знал, как загладить свою невольную вину. Угощая меня янтарным ледяным пивом с лоснящейся от жира воблой, он стеснительно спрашивал:
- Небось блохи донимали?
- Было такое дело.
- И койка жесткая…
- Что говорить!
- А всё перебои со снабжением, Василий Петрович, - объяснял он. - К уезду ведь как относятся? Наплевательски, понятно. Все заявки под сукно. Но ничего. Я сейчас выдрал у начхоза губернского розыска шесть фунтов персидской ромашки - лучшего средства от блох не бывает. От одного вида мрут. А в интернате для дефективных мне пообещали восемь матрасов на пружинах и двадцать фунтов масляной краски. Так что вы немножко раньше времени приехали. Сейчас мы с блохами покончим и благоустройством займемся. Лучшую КПЗ в губернии оборудуем. Почище любой гостиницы. Сами люди к нам проситься будут. Ей-богу!
- Так что можно приезжать погостить?
Он слегка смутился, а потом рассмеялся.
- А что? Самым дорогим гостем будете. Мы вам по знакомству два матрасика на койку уложим.
- Соблазнительно, конечно, но я все-таки, пожалуй, откажусь.
- Почему?
- Да не привык как-то в КПЗ ночевать.
- Ну, привычка дело наживное.
- Как для кого.
- Это верно. Поэтому, если КПЗ не прельщает, то милости прошу ко мне домой, хотя, честно говоря, в КПЗ будет поудобней, - сказал он и заговорил об ограблении винного склада. - Мы этого Гришку Мебельщика уже год ловим, - вздохнул он. - Исчезнет на два-три месяца и опять у нас в уезде объявится. Нет, чтоб куда подальше уехать. Все здесь топчется. Родные пенаты, что ли, его сюда притягивают? Ведь он родом из Маклакова. И отец его оттуда, и дед. Вот, кстати, говорят, что яблоко от яблони недалеко падает. А ведь ерунда это. Отец Гришки был честнейшим человеком. Мастер, умелец, лучший краснодеревщик в Маклакове, а Маклаково краснодеревщиками богато, можете мне поверить. Дед Гришки - вообще легендарная личность. Такого столяра и в Петрограде днём с огнём не сыщешь. Талант! Рассказывают, беспаловская мозаика чуть ли не на вес золота ценилась…
- Простите, какая мозаика?
- Беспаловская. Та, которую дед Гришки Мебельщика делал, - Беспалов Иван Иванович.
- А отец этого… Мебельщика жив?
- Федор Иванович? Нет, в голод помер. И он, и жена, и дети… Вот только Гришка на мою голову остался.
Так был найден мной потомок Никодима Егоровича Беспалова. Увы, этот потомок не был краснодеревщиком. Он был просто вором, вором-рецидивистом…
Видимо, я изменился в лице, потому что мой собеседник отставил в сторону жбан с пивом и спросил, что со мной.
И тогда я рассказал ему историю о мебельных гарнитурах «Прекрасная маркиза», или «Золотые стрелы Амура».
Он был потрясен.
- Если Мебельщика нужно взять в интересах науки, то мы разобьемся в лепешку, а возьмем его, - заверил меня начальник милиции. - Но только, поверьте слову бывшего студента, ни черта этот домушник не смыслит в мебели. И если он и знает какие-нибудь секреты мастерства, то только воровские.
- Но все-таки у него должны были остаться какие-то рецепты от отца и деда.
- Какие там могли остаться рецепты! - в сердцах махнул рукой начальник милиции. - У него даже совести и то не осталось! Но, как бы то ни было, а обещаю: только арестуем - сразу же отобью вам телеграмму. Наука - дело святое. Я, кстати говоря, историей второй половины восемнадцатого века и первой половиной девятнадцатого увлекался… Значит, говорите, «Прекрасную маркизу» Шереметев и Потемкин почти одновременно приобрели? Молодец Никодим Егорович! Хотя, конечно, с точки зрения закона немножко не того…
Телеграмму из Василь-Сурска я получил осенью. Для посторонних она звучала весьма загадочно: «Мебельщик нюхает персидскую ромашку, спит матрасе дефективных. Выезжайте. Коллега».
Второй телеграммы из Василь-Сурска я, разумеется, не дожидался…
В прошлую свою поездку в Василь-Сурск я, отсидев в КПЗ и побеседовав с начальником милиции, все-таки не забыл посетить Маклаково. Недавний голод, охвативший Поволжье, сильно опустошил село. Многие дома стояли заколоченными. Из краснодеревщиков и мозаистов в живых осталось всего несколько человек, да и те почти забросили своё ремесло, хотя нэп к тому времени уже набирал силу, и в Маклаково приезжали скупщики мебели и других изделий с деревянной мозаикой.
Я походил тогда по избам, побеседовал с мастерами. Не могу сказать, что поездка оказалась напрасной. Кое-что я извлек из неё и даже привёз в музей изящный овальный столик наборного дерева и несколько шкатулок. Но по сравнению с тем, какие надежды я возлагал на свою командировку, улов оказался более чем скромным.
Про историю с мебельным гарнитуром Буля здесь никто и ничего не слышал.
- Разве что Гришка Беспалов что порассказать вам может, - сказал мне старик мастер. - Но навряд. Не то у него в голове. Да и где этого обормота сыщешь? Только в тюрьме.
И вот «обормот Гришка», на мое счастье, в тюрьме…
Начальник уездной милиции встретил меня как родного, рассказал об аресте Беспалова, любезно поинтересовался музейными делами и проводил до дверей КПЗ.
Нет, студент-историк не был болтуном. Хотя я и не специалист в тюремном деле и видел за всю свою жизнь лишь одну камеру предварительного заключения, у меня до сих пор нет ни малейшего сомнения, что КПЗ Василь-Сурского уезда была лучшей в Нижегородской губернии, а возможно, и во всей молодой республике. Здесь всё радовало глаз своей чистотой, вкусом, опрятностью.
И на фоне всего этого потомок великого краснодеревщика выглядел, прямо скажем, весьма неважно. Похабно выглядел. Будто мусорный бачок в картинной галерее.
Потомок Никодима Егоровича не только не вписывался в интерьер образцовой КПЗ, гордости Василь-Сурска, а просто выпирал из него грязным и сальным пятном.
Мне даже стало обидно за начальника милиции. Старался человек, нервы трепал, доставал, выбивал, пробивал. А для кого?
Для таких вот субчиков, которые не могут оценить этого, а валяются себе на пружинистых матрасах, задрав кверху ноги в грязных носках и насвистывая какой-то пошленький мотив.
Увидев меня, Беспалов зевнул, сел на койке и начал сосредоточенно ковырять в носу.
- Ну, чего скажешь? - спросил наконец Беспалов, покончив со своим носом.
- Да вот, приехал с вами побеседовать.
Я вкратце изложил обстоятельства, которые привели меня к нему в КПЗ.
- Подоить, значит, хотишь?
- Я бы назвал это иначе. Но в конце концов дело не в формулировках. Только учтите, что вы должны быть заинтересованы не меньше меня.
- А интерес-то мой в чём? На свободу, что ль, меня выпустят или как?
- Я имею возможность неплохо оплатить все полученные от вас сведения.
- Чем оплатить?
- Деньгами, разумеется. Чем же ещё оплачивают?
- А что я с ними делать-то буду, с твоими бумажками? Капезуху обклеивать?
- Я не понимаю, чего вы хотите?
- Небось никогда в своей куриной жизни в капезухе не сидел?
Я объяснил ему, что сидел, причём сидел по его милости.
- Не из-за меня, а из-за Петьки Интеллигента, - уточнил он. - Из-за кореша моего. Тоже очень шляпу обожает. Вот тебя заместо его и засахарили. Но я тебя к чему про отсидку спросил?
- Представления не имею.
- А к тому спросил, что кажный, который за решеткой пребывал и небо в клеточку зырил, очень даже великолепно понимает, с чем в тюряге недостача наблюдается.