— Вы арестованы, гражданка. Пройдемте со мной, — сказал он, взяв ее под руку.
— Что это значит? — вскинулась Варвара Ивановна, чувствуя, что совершилось непоправимое.
— На месте все узнаете.
Петренко любезно подсадил Варвару Ивановну в ожидавший их автомобиль Петрогуброзыска и, передав шоферу чемодан Сибирцевой, коротко сказал:
— Поехали, Вася.
— В тот вечер, — сказал Василий Петрович, — Усольцев позвонил мне по телефону в девятом часу, когда я, вернувшись с работы, сел за статью, которую уже давно обещал одному научному журналу. Звонок был явно некстати.
— Чем занимаетесь, Василий Петрович?
— Работаю.
— А у меня предложение: бросайте свою работу и приезжайте в Петрогуброзыск.
Я замялся.
— Приезжайте, приезжайте. Поговорим, чайку попьем. Не пожалеете, очень симпатичная компания подобралась…
— Какая еще компания?
— Я, Борисов и Сергей Леонтьевич…
— Какой Сергей Леонтьевич?
— Как какой? Сергей Леонтьевич Бухвостов, ваш старый знакомый, первый российский солдат…
У меня мгновенно пересохло во рту.
— Граня, если вы шутите…
— Какие, к черту, шутки! Ждем.
…И вот я вхожу в кабинет Усольцева. Действительно, здесь, помимо хозяина кабинета и Сергея Сергеевича Борисова, меня встречает собственной персоной первый российский солдат, занявший почетное место на стене против входной двери. Его спокойные, широко расставленные глаза устремлены прямо на меня.
«Ну как, Василий Петрович, свиделись?» — «Свиделись, Сергей Леонтьевич, свиделись. А ведь никак не ожидал». — «Почто так? Как говаривал господин бомбардир Петр Лексеевич, царствие ему небесное, гора с горой не сходится, а человек с человеком завсегда… Вот только постарел ты малость с последней нашей встречи, Василий Петрович». — «Зато вы, Сергей Леонтьевич, ничуть не изменились…»
Действительно, Бухвостов на портрете был таким же молодым, как в битве при Полтаве, когда демонстрировал «Карле» мощь русского оружия. Он ничуть не изменился с тех времен. Русский солдат — он всегда русский солдат. Русский солдат — он вечен. Годы, эпохи, войны и столетия над ним не властны.
Приветствую твое возвращение, Сергей Леонтьевич, и низко тебе кланяюсь. Счастлив тебя вновь увидеть, Сергей Леонтьевич!
Усольцев рассказывал, как на допросе в уголовном розыске Тарновский признался Борисову в своей попытке продать портрет мистеру Мэйлу, о Варваре Ивановне, решившей воспользоваться ограблением лавки в своих целях, о том, как подготовлялась операция…
Но я слушал вполуха, не в силах оторвать глаз от шелкового портрета, вновь и вновь удивляясь тонкости и виртуозности мастерства безвестных вышивальщиц, необычному таланту такого же безвестного, как и они, художника, гармоничности колорита и сдержанной силе рисунка.
— Будем пить чай? — спросил Усольцев, кивнув на стоящий в углу комнаты самовар.
— Что?
— Чай, спрашиваю, будем пить?
— Да, пожалуй, не стоит, — сказал я и спросил: — А Мэйла и его секретаря вы тоже арестовали?
Усольцев и Борисов переглянулись: видимо, я что-то прослушал.
— Мистер Мэйл, — сказал Усольцев, — после беседы в Московском уголовном розыске, которая была с ним там проведена по нашей просьбе, решил от поездки в Петроград воздержаться.
— И все-таки приехал? — спросил я.
— Нет.
— Ничего не понимаю! Ведь вы только что говорили, что Сибирцева пришла к Мэйлу в гостиницу и он собирался приобрести у нее все ценности, похищенные из тайника.
— Правильно, — невозмутимо подтвердил Усольцев.
— Что правильно?
— Все правильно. Действительно, Сибирцева не сомневалась, что разговаривает с Мэйлом. И, доставленная в Петрогуброзыск, очень была удивлена тем, что Мэйл вовсе не Мэйл, а наш работник…
На мгновение я даже забыл про портрет Бухвостова.
— Кто?!
— Наш работник, — повторил Усольцев, — небезызвестный вам Сергей Сергеевич Борисов. Тот самый Борисов, который сейчас сидит здесь и напрасно ждет, когда вы в знак благодарности догадаетесь наконец пожать ему руку. А роль секретаря американца сыграл — и, по мнению Сергея Сергеевича, совсем неплохо — агент третьего разряда Вербицкий. Как видите, сотрудники Первой бригады Петрогуброзыска умеют выполнять свои обещания. А вы небось сомневались?
Василий Петрович вложил в папку документы. Разминая затекшие от долгого сидения ноги, прошелся, ссутулясь, по комнате. Устало и буднично сказал: