— А что пророчествовал по этому поводу злой волхв Бомелий?
— Боюсь, что по этому вопросу он не успел высказать свое мнение.
— Я тоже этого опасаюсь, — согласился Обнинский. — Тогда решать нам. Я не коллекционер, Петр Никифорович, и признаю, что часам Кулибина больше понравится у вас. Но без них мой дом сразу же опустеет. Уж больно я к ним привык. Я хочу подумать. Мой ответ через месяц вас устроит?
— Конечно. Я вас очень хорошо понимаю.
— Вот и отлично.
Часы оказались в хорошем состоянии. Надо было лишь отрегулировать ход — они отставали на шесть минут в сутки, — починить механизм стрелки, указывающей на затмения солнца и луны.
— Часовщикам не показывали?
— Избави бог! — испугался Обнинский. — Я их к этим часам на пушечный выстрел не допускаю. Святое правило.
— Очень разумное правило, — согласился отец. — Но мне думается, что сейчас можно сделать из него исключение.
К тому времени Мецнер через своих петербургских знакомых разыскал придворного часовщика Генриха Вольфа, репутация которого не вызывала никаких сомнений. По приглашению Мецнера Вольф приехал в Москву и уже успел доказать, что ему не зря так густо курили фимиам. Он, правда, еще не вернул попугаю Микешина его былую разговорчивость, но все же механическая птица вновь запела. И неплохо запела. А это немало. И отец посоветовал Обнинскому (он никогда потом не мог себе этого простить) отдать часы Кулибина для починки Мецнеру.
— Надо воспользоваться представившейся возможностью. Когда Вольф опять окажется в Москве, одному богу известно, тем более что поговаривают, будто он собирается вернуться на родину.
— А он откуда родом?
— Из Баварии.
— Сколько он еще пробудет у Мецнера?
— С неделю. А учитывая, что Мецнер старый поклонник Кулибина, ваши часы он исправит в первую очередь.
— Ну что ж, спасибо за добрый совет, — сказал Обнинский. — Не премину воспользоваться услугами Вольфа.
На следующий день Обнинский завез Мецнеру кулибинские часы. Мецнер был так счастлив, будто Обнинский сделал ему бесценный подарок.
— Вы себе даже не представляете, как я вам благодарен, — беспрерывно повторял он, прижимая руки к груди. — Если я смогу быть вам чем-либо полезен, я к вашим услугам.
Обнинский поинтересовался, когда часы будут готовы.
— Вольф ими займется тотчас же, так что не позднее субботы. Я не ошибаюсь, господин Вольф? — обратился он к голубоглазому человеку с идеально правильными чертами бледного лица, который что-то изучал в глубине комнаты.
— Простите?
— Я говорю, что часами Кулибина вы займетесь сегодня же. И, учитывая, что они в приличном состоянии, господин Обнинский, оказавший нам честь своим доверием, сможет их получить не позже субботы, не так ли?
— Я, я, я, — утвердительно закивал Вольф.
— Итак, жду вас в субботу, господин Обнинский.
А в пятницу Мецнер был убит. Его убили в спальне выстрелом из револьвера. Убийца совершил преступление ночью, но труп антиквара был обнаружен его приказчиком в восемь утра. Самые ценные вещи, в том числе кулибинские часы, были похищены. Обнинский рвал на себе волосы. Страшно переживал случившееся и отец, который, помимо всего прочего, был очень привязан к старому антиквару. Вскоре коллекция часов Мецнера была продана его наследниками какому-то богатому англичанину, а магазин покойного приобрел антиквар Васильев.
— Кто же убил Мецнера?
— Насколько мне известно, розыски велись месяца два или три, но закончились ничем. Убийцу так и не нашли. Кто убил Мецнера — осталось тайной.
— Но подозревали, разумеется, Генриха Вольфа?
— Нет. У Вольфа было, как вы обычно выражаетесь в своих повестях и романах, «железное алиби».
— Он что, накануне убийства уехал из Москвы?
— Нет, он просто не приезжал в Москву.
— То есть?
— Все это время Генрих Вольф находился в Петербурге, где его видели сотни людей.
— Чудеса!
— Никаких чудес. Все объяснилось предельно просто. Часовщик двора его величества и не думал покидать Петербург, чтобы погостить в Москве у Мецнера. Приглашением Мецнера воспользовался совсем другой человек, который выдал себя за Генриха Вольфа. Ведь Мецнер никогда раньше с Вольфом не встречался и в лицо его не знал. Так что обмануть антиквара было не так уж сложно.
— А кем в действительности оказался человек, выдававший себя за придворного часовщика?
— Неизвестно. Этого полиция не установила.
Мы помолчали, а затем я сказал:
— А вам не кажется, что в вашем детективе есть некая накладка?