На стыке 19-го и 20-го веков старинный спор между Стародумом и госпожой Простаковой был решён окончательно и бесповоротно. Без овладения грамотой и счётом миллионы митрофанушек не смогут получить даже работу извозчика, потому что тот должен хотя бы уметь читать названия улиц. А уж стать к станку или вести паровоз — об этом не может быть и речи.
Делу народного образования были уделены огромные усилия в разных странах. Соответсвующие законы об обязательном обучении были приняты уже в 18-ом веке в Пруссии и Австрии, а в 19-ом по тому же пути последовали Дания (1814), Швеция (1842), Норвегия (1848), США (1852–1900), Россия (1864–1908), Япония (1872), Италия (1877), Великобритания (1880), Франция (1882). Сочинение и публикацию своей «Азбуки» Лев Толстой считал гораздо более важным делом, чем писание романов. Знания должны стать доступны каждому, а не только привилегированной элите. Только это может избавить миллионы обездоленных от нищеты, голода, бесправия — так казалось передовым людям эпохи.
Параллельно с верой в спасительную силу образования укреплялась убеждённость в опасности, ненужности, несправедливости сословных барьеров. Велика ли загслуга родиться в дворянском статусе, получить с малолетства титул графа, князя, барона? Личные достоинства и таланты должны возносить человека над другими — это казалось таким очевидным в глазах сторонников эгалитарных идей — а их становилось всё больше и больше.
Следующим объектом их атак сделалось неравенство богатых и бедных. Бурное развитие индустриального производства выносило наверх Ротшильдов, Круппов, Морозовых, Путиловых, Рокфеллеров. Как к этому следует отнестись? Восхищаться их хозяйственными и техническими талантами или видеть в них ловких грабителей, виновников нищеты трудового народа? Алессандро Муссолини и его друзья по социалистической партии явно были убеждены во втором варианте, и в соответствии с этим десятилетний Бенито, ползая под столами в школьной столовой, с особенным азартом щипал ноги учеников из богатых семей.
Мечты о всеобщем равенстве расцвечивала и воплощала в ярких образах художественная литература. Виктор Гюго убедил своих читателей в том, что тёмный каторжник Жан Вальжан сможет притвориться почтенным буржуа, если его снабдить приличным доходом. Александр Дюма сочинил историю про скромного моряка, который, отсидев семнадцать лет в тюрьме, нашёл клад и стал уважаемым графом Монте-Кристо. Марк Твен — про нищего британского мальчика, которого никто не сумел отличить от наследника престола. Бернард Шоу — про цветочницу, которой достаточно было исправить произношение, чтобы её приняли в великосветском Лондоне.
Платон считал, что идеальное государство можно будет создать только в том случае, если управлять им будут философы. Владимир Ленин считал идеальным государством такое, которым управлять сможет любая кухарка. Но культ знаний в конце 19-го века вырастал и креп не столько из книг писателей и мыслителей, не столько из речей и трактатов политиков, сколько из потребностей индустриальной эры, властно входившей в историю мира. Талантливый и энергичный подросток скоро замечал, что книги — это заманчивый и ослепительный путь наверх. И он кидался на этот путь с таким же азартом и безоглядностью, с какими американские золотоискатели устремлялись в Калифорнию и на Аляску.
Церковь утрачивала контроль над народным образованием. Защищая свои догматы, она невольно оказывалась в оппозиции к новейшим достижениям науки. Уроки Закона Божьего в светских школах не считались важными и первоочередными. А предмет «Как стать хорошим человеком» в школьных программах отсутствовал. Заповеди «не убий, не укради, не лги» выглядели пережитком реакционного прошлого, ненужным ограничением безудержного порыва к личной свободе. И все пятеро наших героев в юные годы с энтузиазмом устремились по открывшемуся пути: прочь от религиозного мрака к сияющему свету познания мира и его холодных бесстрастных законов. При этом, чистое познание их занимало меньше всего. Они стремительно заполняли свой мозг информацией из самых разных научных сфер, готовясь использовать её как оружие в борьбе за самоутверждение и для утоления своих самых горячих страстей.
Летопись вторая. ИХ УЧЁБА
В Тбилиси
В 1894 году пятнадцатилетний Иосиф Джугашвили вступил под своды Тбилисской семинарии, прозванной выпускниками Каменный мешок. Его мать была счастлива, она в мечтах уже видела сына в облачении епископа. Но вряд ли представляла себе, через что ему придётся пройти.