Выбрать главу

Отбор произведений для перевода на иностранные языки, конечно, следовал указаниям компаса успеха. Те авторы, которые сделались властителями дум своего народа, первыми попадали в поле зрения переводчиков. А в 19-ом столетии подавляющее большинство успешных авторов имели очень трудные отношения со старым Богом. Гёте больше интересовался Мефистофелем, Лермонтов — Демоном, Байрон — Дон Жуаном. Пушкин написал откровенную сатиру на Деву Марию и архангела Гавриила. Русские литераторы создали целую галерею образов богоборцев, и вскоре читатели других наций могли читать драматические жизнеописания Рахметова, Базарова, Раскольникова. Томас Джефферсон и Лев Толстой вообще переписали Евангелие по своему вкусу.

Но самый мощный переворот в умах и душах произвели две книги. Одна раскрывала бескрайние, дух захватывающие просторы прошлого Земли, другая — её будущего. Чарлза Дарвина и Карла Маркса с увлечением прочли все пять будущих фараонов. Но каждый выбрал из них только то, что лучше соответствовало его предубеждениям и страстям.

Нельзя забывать о том, что утолять жажду бессмертия дальнозоркому гораздо труднее, чем близорукому. Ужас небытия подступает к нему вплотную, сознание своей неизбежной смертности гнетёт, приводит в отчаяние, нередко доводит до самоубийства. Близорукий же легко принимает общепринятые описания прошлого и будущего и строит из них домик для своей души, в котором непременно будет отведена маленькая светёлка для надежды на жизнь вечную.

Чарлз Дарвин, воспитанный в англиканской вере, готовившийся стать пастором, вовсе не хотел нанести удар христианству. Как натуралист он всматривался в чудеса Творения с восторгом и благодарностью. Ему, как и миллионам других верующих, казалось невозможным уйти от ответа на вопрос «Кто же сотворил всё это?». «Бог», уверенно отвечали священнослужители всех ответвлений христианской религии, и возразить им было нечего.

Однако в своём историческом развитии церковь, стремясь к увеличению паствы, зашла слишком далеко в прославлении Божественной доброты, справедливости и любви к человеку. Как ловкий адвокат она пускалась в хитроумные объяснения океана страданий, переживаемых реальным человечеством. «Это вам в наказание за грехи и несоблюдение заветов!». «Это испытание, через которое нужно пройти, чтобы заслужить жизнь вечную!». «Поспешите под благословенную сень храма, припадите к иконе, купите индульгенцию, внесите взнос на заупокойные службы, и ваши страдания пойдут на убыль, а шансы на жизнь вечную сильно возрастут».

Дальнозоркий слишком хорошо видел эти рекламно-торговые уловки. Он не мог утолить свою жажду бессмертия, искал её на других путях, становился агностиком, деистом, еретиком, вольтерянцем, либертинцем, масоном. О каком Божественном милосердии может идти речь, если всё творение построено на пожирании одних существ другими? Для Дарвина последней каплей, разрушившей веру во всеблагого Творца, явилась смерть дочери Энни, уж точно не успевшей совершить достаточного числа грехов за десять лет своей жизни. И тогда он решился опубликовать свою теорию эволюции, вполне предвидя взрывные последствия этого акта.

Выход в Англии книги «О происхождении видов» в 1859 году произвёл настоящую сенсацию. Будто тёмная завеса упала с великой тайны. Всё сотворено естественным отбором — какое облегчение! Больше не надо было обременять себя чувством благодарности к Сотворившему тебя. Его не было, его нет, он плод фантазии неразвитых умов. Мы сотворены бездушной природой и имеем право оставаться такими же бездушными, как она!

Битвы между старой картиной мироздания и новой закипели на книжных и журнальных страницах, в университетских аудиториях, в учёных собраниях, даже в судебных залах. Они продолжаются и в наши дни. Правда, в веке двадцатом начали раздаваться голоса, призывавшие к «мирным переговорам», указывавшие на возможности совмещения двух враждебных взглядов. В философии Анри Бергсон выступил с трудом «Творческая эволюция», Бердяев с книгой «Оправдание творчества». В художественной литературе Торнтон Уайлдер в романе «День восьмой» подводил читателя к мысли, что Господь продолжает творить, Кафка в «Процессе» рисовал неуничтожимость, неотменяемость морального суда. Член ордена иезуитов, антрополог и теолог Пьер Тейяр де Шарден своей книгой «Феномен человека» протягивает оливковую ветвь между спорщиками. В афористике мелькнуло очаровательное восклицание русско-еврейской актрисы Фаины Раневской: «Господи, благодарю тебя за Происхождение видов».

Но, конечно, голоса миротворцев не могли заглушить боевые клики тех, кто звал к непримиримой борьбе. «Коммунистический манифест» был написан в те же годы, что и «Происхождение видов», и начал завоёвывать умы и души так же бесповоротно. Если Дарвин представил людям картину далёкого прошлого Земли, Маркс описывал бескрайние простроры будущего. И делал это, опираясь на культ двух новых святынь: науки и свободы.