— Да вы не волнуйтесь, все будет хорошо, — успокоил я его.
Чурсин гладко выбрит, а серые глаза под жиденькими сивыми бровями делают непроницаемо спокойным его лицо, широкоскулое и плоское, почти без морщин. Он вынул из огромной берестяной табакерки на столе сложенную районную газету, оторвал четвертушку, завернул большущую папироску, задымил, предложил закурить и нам.
— Э-э, нет! — отказался сержант Митя. — Ты меня уморить хочешь? Я ж тебе, дядя Володя, говорил: мне сейчас надо быть в полной спортивной форме, потому что предстоит сложная умственная работенка. А от твоего самосада уже и медведи кругом повымерли.
— Ладно, не изгаляйся. Обещал я тебе охоту на медведя — будет. Дай срок.
— Ну, как у вас тут? Спокойно? — спросил я у Чурсина, усаживаясь к столу напротив него.
Мне не терпелось приступить к делу. Но я, конечно, старался не спешить, следил, чтоб движения мои были размеренны и собраны. Меня тяготит излишняя полнота, но я стремлюсь относиться к ней иронически: сев на табурет, попридавливал его под собой, выдержит ли, пощупал руками. И суровый старик Чурсин, наконец, улыбнулся.
— Ничего. Спасибо, охотничаем, — немного оживился он. — Тихо. Вот только ребятишки у Гилевых вечор принесли двух рысенков, еще слепых... Как их угораздило?.. Беспрепятственно взяли из-под коряг двух рысенков. Редкостный случай. Где только сама рысь была?.. А ночью пришла. Все крыши облазила — мурлыкала.
Чурсин кивнул небрежно за окно. Там на жердевой изгороди висела большая, похожая на кошачью, шкура, грязно-желтая, с рыжими пятнами, широколапая и с длинными кисточками волос на ушах.
— Не жалко? — спросил я. — За детенышами приходила. Мать все-таки.
— Всякая тварь бывает матерью. Но не всякая такой урон наносит. Я ее полгода выслеживал. От рысей у нас и зайца совсем не стало, — пожаловался он.
Меж ним и мною, конечно, пока была натянутость, напряженность, как бывает у людей, что сошлись для общего дела, но еще хорошенько не познакомились. Сержант Митя считал, что он представил нас друг другу вполне достаточно. Но в жестких глазах Чурсина можно было прочесть: «Кто же вы все-таки такой?» Я почувствовал этот немой вопрос — молча показал ему свое удостоверение. Старик Чурсин прочитал, тщательно, каждое слово в отдельности — «Комитет государственной безопасности», — даже, казалось, сличил фотокарточку с моей физиономией.
— Понятно... Чем могу быть полезным?
Тогда я без обиняков рассказал. Я пытался говорить мягче, тише, словно о заурядном событии. Но происшествие такое, что взволновало бы любого советского человека, не говоря о жителях этих таежных мест, и я постепенно возбуждался.
Ночью наши радиолокационные станции обнаружили на большой высоте идущий с севера на юг неизвестный самолет. Пока связывались с управлением аэрофлота, выясняли, не заблудился ли это какой-нибудь воздушный лайнер с пассажирами, неизвестный самолет дошел до района Р* и круто повернул обратно. Установили, что он иностранный, военный. Дальше с ним поступили как полагается в таких случаях: потребовали взять курс на ближайший аэродром и приземлиться. Он не послушался. Его сбили как нарушителя границы.
По сообщениям наших военных товарищей, которым удалось быстро подоспеть к месту падения самолета, намного севернее Р*, экипаж весь погиб. И предполагалось, что нарушители сбросили в тайгу парашютиста, а то и двоих. Иначе, зачем летали над безлюдной местностью? По-видимому, спрыгнул опасный, хорошо подготовленный для такой рискованной операции человек. Ночью, с многокилометровой высоты...
— Понятно, — с серьезной задумчивостью протянул старик Чурсин.
Я разложил перед ним на столе карту:
— Вот Р*. А вот территория возможного приземления парашютиста. Учитывая, что ветра не было, — только здесь. — Я показал по карте длинный, километров на двести коридор, который был обведен карандашом. — Вот здесь самолет сбили. А здесь, почти над вами, он поворачивал обратно...
— Понятно, — почти нараспев повторил Чурсин.
— Туристы где сейчас могут быть? — поинтересовался сержант Митя. В вертолете он мне уже рассказывал о пятерке с машиностроительного завода.
— Они должны дойти до... гм!.. До белой тайги, — усмехнулся Чурсин, произнося непривычное для него название. Местные жители, как я узнал позже, не пользуются этим термином. Да и слово тайга они употребляют редко, обычно говорят: лес. Никакой романтики!..
Старик показал на карте нижнюю треть обозначенного мной «коридора»:
— Вот сюда, стало быть. Там они собирались отдохнуть...