Зина-беленькая — комсомольское начальство — захватила инициативу и объявила, что парашютистов Сережка выдумал, а Наде просто поблазнилось. Мираж! А если парашютисты и выбросились с какого-то невидимого самолета, то почему бы не пойти к ним на помощь? Или, может быть, это какое-нибудь интересное спортивное мероприятие аэроклуба, и тогда почему бы не участвовать в нем?
Надя Зотова — начальник отряда — настаивала, чтобы все вместе срочно возвращались в Р* — ближайшее селение. Какой дурак будет устраивать спортивные соревнования или тренировку в неисследованной тайге? Прыжки ночью — затяжные, обыкновенные или с наибольшей скорости самолета — делаются всегда по хорошо обозначенным координатам. Надя знает, Надя сама прыгала. Правда, только с парашютной вышки, но сейчас это не имело значения: в теории парашютизма она, конечно, авторитетнее всех остальных. Вы же не помните имена знаменитых парашютистов — Федчишина, Селиверстовой, Султановой, Романюка, — а она помнит.
Надя не улыбалась, как обычно, а была испуганно серьезной и даже похорошела. Когда Надя смеется, лицо у нее сморщено, глаза — щелками, а тут они стали большими, смятенными. Но этого, конечно, никто не заметил, кроме Сережки.
— С такими вещами не шутят! — громким шепотом убеждала она. — Мало ли что может быть.
— Может, это военные занимаются? Пойдем — узнаем. Что? Боитесь? А еще комсомольцы! — ухватилась Зина за самый сильный, как ей казалось, довод.
Но и это не произвело впечатления на ребят. Каждый защищал свои предложения.
— Никто не боится, не суди по себе, — уже не шептал, а похрипывал (тоже начальство) повар и завхоз Вася. — Я требую, чтобы мы никуда не ходили. Договаривались же, что здесь будет наша база. Дрова заготовлены — вон рядом какой бурелом. Сухой! Продукты уложены в снег — он там, в расщелине, хоть все лето не растает... А военным нечего мешать.
Сережка упорствовал:
— Я нашу экспедицию организовал и командую я. А вы слушайтесь. Все остаются здесь — жечь костер и быть ориентиром. Я бегу в Р*. Я же быстрее всех хожу. Это точно.
— Чего толку? В Р* и телефона нет, — возражала Зина-беленькая.
— Там есть лошади и есть дорога. И почти ежедневно вертолет бывает. Парашютисты, может, вражеские, а мы языками чешем, как на диспуте о любви и дружбе.
— Но почему ты должен идти обязательно без нас? — возмущалась Надя. — Почему мы должны оставаться?
— Я один дойду быстрее, — доказывал Сережка.
Сказал свое слово и Коля Шевелев. Он единственный был круго́м подчиненный, не начальствовал ни по какой линии, поэтому долго молчал.
— Это, наверное, какие-нибудь пассажиры. С курорта. Им сказали, что авария, они выпрыгнули, а аварии не было. И ходят они теперь там по лесу без продуктов голодные-голодные, — произнес он грустно, растягивая последние слова.
Вспыхнул смех. Но тут же оборвался. Где-то далеко-далеко грянули частые выстрелы: тах, тах, та-тах и еще — тах!..
Так до конца и не погасшая вечерняя заря передвинулась с северо-запада на северо-восток и разгоралась утренней зарею. Небо заалело, будто залилось прозрачным соком ягоды княженики, и постепенно густело там, где должно взойти солнце. А очертания каменных громад, невидимых за горизонтом, бросали гигантские зыбкие тени почти на все небо — мираж горных северных краев. Всмотришься перед зарею ввысь — над тобою словно нависает прозрачная, но колоссальная и холодная тень. То силуэт одинокой разлапистой сосны, то камня-столба, подобного клинку, то еще чего-нибудь. Дух захватывает!
А тут еще стрельба. Глухая, еле слышная, но слышимая всеми. Парни и девушки лишь переглядывались, и каждый читал на лице товарища свои собственные мысли: там, где опустились парашюты, что-то на самом деле неладное...
Частые выстрелы скоро прекратились. Потом прозвучал еще один, а через некоторое время еще. И снова стало тихо.
Молчали и ребята. Все смотрели туда, на белую тайгу, откуда раздались выстрелы.
И никто не заметил, как Сережка стянул с себя джемпер через голову, оставшись в клетчатой ковбойке, перешнуровал покрепче ботинки. Затем на широком старом ремне, который он носил поверх спортивных штанов, передвинул пряжку с буквами «РУ» — опоясался потуже, проверил свои часы, компас. И громко спросил:
— Значит, все понятно?
— Т-ш-ш!.. — вздрогнула Зина-беленькая и шепотом переспросила: — Что — понятно?
— Я иду в Р*. Вернусь завтра к вечеру. Вы наблюдайте за местностью, — распорядился Сережка. — И какие бы люди ни вышли оттуда, вы задерживаете их здесь. Любой хитростью. Во что бы то ни стало! Жжете костер, и дыму побольше! Счастливо оставаться!..