Важно заметить: хотя Гиммлер, по всей видимости, решил, что Бернадот пользуется языком антисемитизма – вполне возможно, по тактической необходимости, – нет никаких причин предполагать, что отказ Бернадота брать евреев был вызван антисемитскими мотивами. Наоборот, свидетельства говорят об обратном, так как Бернадот также отказался брать французских и польских заключенных. Судя по всему, полученные им инструкции позволяли ему забрать только скандинавских пленных; но 27 марта, благодаря успеху других переговоров, эти инструкции были расширены и включали уже всех жертв фашистского притеснения.
Тем временем 12 марта Керстен выполнил программу Гюнтера, подписав еще один договор с Гиммлером. Согласно этому договору[11], Гиммлер обязался не выполнять приказ Гитлера взрывать концлагеря при приближении союзных армий, а, наоборот, сдавать их под белым флагом вместе со всеми заключенными и прекратить все казни евреев. Наконец, в ночь с 21 на 22 апреля Гиммлер попросил Керстена передать союзникам предложение о капитуляции. Керстен не стал вмешиваться в политику и перепоручил Гиммлера Бернадоту, который добросовестно передал его послание в Стокгольм.
Таким образом, в последние недели Третьего рейха политика шведского правительства спасла жизни многих людей; за этой политикой стоял неутомимый в своей настойчивости норвежец господин Дитлефф, возглавлявший шведскую организацию по помощи военнопленным, которого справедливо называют движущей силой предварительных переговоров. Фактически переговоры вел Феликс Керстен, и лишь благодаря его влиянию стало возможным претворить эту политику в действие; евреи многим обязаны вмешательству господина Шторьха и господина Мазура; граф Бернадот может претендовать на почетную роль орудия, избранного для решения технических, но от этого не менее важных, задач проекта. К несчастью, Бернадот не удовлетворился своей ролью. Едва война закончилась, как он неожиданно предстал перед публикой в роли человека, который по своей собственной инициативе задумал и осуществил весь план. Он якобы в одиночку встретился с доселе неумолимым Гиммлером в его логове, переубедил тирана и благодаря этому спас множество евреев и неевреев от смерти в концлагерях. Утверждалось даже, что именно он покончил с войной. Бернадота прославляли как Князя Мира, спасителя человечества, а после его смерти – и как мученика. За большую часть этой неприличной шумихи Бернадот не несет никакой ответственности.
Например, было бы несправедливо возлагать на него вину за появившиеся после его смерти панегирики, которые лишь выставляют его в глупом свете; но он не может отречься от лично написанных им трех книг, первая из которых стала главным зародышем, из которого выросла вся легенда.
Эта книга называлась по-шведски «Slutet» – а в английском переводе «Падение занавеса», – и едва ли не самое интересное в ней – скорость, с какой она была создана. Несмотря на миролюбивое предисловие, в котором Бернадот заявляет, что с большой неохотой поддался уговорам друзей и согласился написать этот отчет о своей деятельности, реально книга появилась в магазинах через шесть недель после описанных в ней событий. Более того, многие ее части в реальности были поспешно написаны бывшим начальником разведки Гиммлера, Вальтером Шелленбергом, который под конец войны нашел убежище в стокгольмском доме Бернадота и который (поскольку на его совести имелись военные преступления[12]) торопился заслужить шведское покровительство. К чести Шелленберга, надо отметить, что в его черновике (копия которого находилась при нем, когда он в конце концов сдался союзникам) отдавалось должное работе Керстена и Мазура в последние дни войны, и лишь из окончательной версии Бернадота оба имени полностью исчезли. Даже Гюнтер, министр, задумавший всю операцию, никак не упоминается в книге Бернадота. В этой книге вся операция изображается как задумка и достижение одного великого гуманиста, Фольке Бернадота[13].
Похоже, что граф Бернадот ожидал некоей оппозиции своим претензиям, потому что, по словам Керстена, за день или два до выхода книги Бернадот позвонил ему и достаточно откровенно посоветовал не выступать с критикой книги, если Керстен не хочет, чтобы его как финского подданного выслали в Финляндию, где в тот момент правил коммунистический режим. Я бы не упоминал этой подробности, тем более что она исходит от самого Керстена, который, возможно, неверно понял намеки Бернадота, если бы она не была частично подтверждена Шелленбергом, которому Бернадот заявил в тот же день, что нанес Керстену «нокаут» по телефону, и показаниями бывшего голландского посла в Стокгольме, барона ван Нагеля, к которому Керстен незамедлительно обратился за поддержкой. Барон ван Нагель сразу же получил от Гюнтера уверения, что Керстену нечего бояться. Он также обратился лично к Бернадоту. «Мне была позволена лишь пятиминутная встреча с ним в представительстве Шведского Красного Креста, – пишет он, – но и этого хватило. Я сразу же напомнил ему, что доктор Керстен сделал всю работу и что он [Бернадот] всего лишь исполнял поручение шведского правительства по транспортировке освобожденных узников в Швецию. В итоге граф Бернадот был вынужден признать, что спасение, приписываемое ему одному, реально проходило в два этапа: во-первых, освобождение заключенных из германских лагерей, что осуществил доктор Керстен в одиночку; и, во-вторых, перевозка им [Бернадотом] освобожденных заключенных»[14]. К сожалению, частное устное признание, какое бы удовлетворение у нас оно ни вызывало, не может полностью покончить с публичной и письменной претензией, которая содержится в популярной книге, переведенной на десяток языков. И к сожалению следует добавить, что это не единственный случай, когда Бернадот пытался препятствовать публикации какой-либо версии событий, противоречившей его собственной.