— Я бы обнял вас от всей души, д'Артаньян, если б не был таким мокрым! — с жаром воскликнул Рошфор. — Никогда этого не забуду! Я ваш должник!
Атос еще не спал, он читал Плутарха при свете оплывших свечей. Когда Гримо ввел в его комнату д'Артаньяна и мокрого Рошфора, он не выказал никакого удивления.
— Граф де Рошфор оказался в затруднительном положении и решил, что лучшие помощники в таком случае — бывшие враги, — сказал д'Артаньян.
— Вы правильно решили, граф, — едва заметная улыбка тронула губы Атоса. — Гримо, вина!
— Нет, нет, только не вина, благодарю вас, — поспешно произнес Рошфор. — Я едва смог протрезветь!
— Самым рациональным способом, — уточнил д'Артаньян. — купаясь в одежде.
— Гримо! Грогу и погорячее!
Пока Рошфор пил приготовленный наскоро грог, лейтенант рассказал обо всем Атосу.
— Я понимаю, что поступил подло, — подвел итог Рошфор. — И не жду от вас оправдания своему поступку. Но я прошу помочь бедной женщине!
К удивлению Рошфора, вместо того, чтобы согласиться или отказать в помощи, Атос принялся расспрашивать его, ходит ли он на костюмированные балы и карнавалы.
— Конечно, — в полной растерянности ответил Рошфор.
— А сохранились ли у вас маскарадные костюмы и маски?
Только тут Рошфор наконец уловил суть замысла Атоса и заверил, что он хранит в своем особняке все костюмы.
В полном соответствии с планом д'Артаньяна, отогрев и обсушив Рошфора, они отправились к Портосу.
Портос спал и не сразу понял, что от него требуется. А когда понял, вскочил и, как был в длинной, до пят, белой ночной рубашке, обнял Рошфора, с силой прижал его к своей широкой груди и воскликнул:
— Я всегда знал что ваши дуэли с д'Артаньяном закончатся чем-то подобным, необычным. Я готов, мессиры!
Арамис присоединился к ним, не задав ни единого вопроса.
В середине ночи они вышли из небольшого особняка Рошфора в сопровождении Гримо и слуги графа. Стояла кромешная тьма, и никто не смог бы полюбоваться невероятным зрелищем: семеро мужчин во всем черном и в нахлобученных по самые брови беретах, из-под которых выглядывали карнавальные маски, изображающие чудищ, гуськом шествовали по узким переулочкам Парижа.
Особняк де Фаржи стоял в небольшом густом парке. Рошфор, бывавший здесь лишь пару раз, ночью ориентировался плохо и послал вперед слугу.
Родители фрейлины, барон и баронесса де Фаржи, на лето уезжали в свой замок на Луаре, благодаря чему и стал возможным домашний арест мадемуазель.
Вскоре слуга вывел их к дому. В темноте белела широкая полукруглая мраморная лестница, ведущая на террасу.
Они долго всматривались в подходящие к самому дому кусты роз. Наконец, привыкнув к темноте, различили часового. Тот стоял у огромной вазы с распустившимися цветами, надежно скрытый в ее тени.
Рошфор двинулся к террасе. Атос придержал его за плечо, отрицательно покачал головой и указал на Гримо. Рошфор принялся яростно тыкать пальцем себя в грудь, пытаясь объяснить, что именно ему надлежит сделать первый шаг, но Атос был неумолим. Придерживая одной рукой Рошфора, он сделал другой знак Гримо. Тот сразу понял хозяина и мгновенно исчез в кустах, обходя лестницу сбоку.
Все замерли в ожидании. Тянулись секунды, однако казалось, что прошло бесконечно много времени. Вдруг темная фигура часового исчезла. Д'Артаньян успел только заметить, как нелепо взмахнул тот руками.
Стоящий рядом Портос крякнул и едва слышно прошептал:
— Надо было мне…
Но в доме было все так же темно, спокойно, сонно. Ничто не указывало на то, что часовой связан и рот его заткнут.
Атос подал знак, и компания, пригнувшись, побежала к лестнице, ведущей на террасу.
По пути на второй этаж они встретили еще одного часового. Он сидел в кресле, надвинув шляпу на глаза и закутавшись в плащ. Бедняга успел только поднять голову, как тут же могучие руки Портоса обхватили его, широкая ладонь надежно зажала рот, а Гримо ловко и умело связал его. Часовой только таращился на чудовищные маски, навалившиеся на него из мрака ночи, и мычал. Портос легонько стукнул его по затылку. И часовой обмяк, потеряв сознание.
Третий часовой стоял у двери спальни, где, скорее всего, и находилась мадемуазель. Он заметил нападающих и чуть было не поднял тревогу. Но Арамис успел приставить к его горлу кинжал и приложил палец к губам:
— Т-сс!