Против обыкновения, прокурор вернулся домой гораздо раньше привычного часа…
— И помешал вам насладиться обедом? — перебил д'Артаньян друга.
— Не совсем, — ухмыльнулся Портос. — Я как раз намеревался приступить к десерту в спальне моей любезной Луизы, как доложили о возвращении мессира Кокнара, — Портос подкрутил ус и многозначительно хмыкнул. — Пришлось спускаться вниз и опять садиться за стол.
— Надеюсь, вас это не очень огорчило — насколько я помню, прокурорский стол никогда не отличался обилием, — вставил уже окончательно проснувшийся д'Артаньян.
— Вы совершенно правы, мой друг. Кокнар был вне себя, таким я его никогда не видел. Оказывается, его вызвал кардинал и без обиняков приказал, нарушая все свои установлен6ия о независимости судов, добиться смертного приговора для нашей Фаржи. Заочно! Возмущение прокурора бесцеремонностью кардинала было так велико, что он выпил целую бутылку вина, рассказывая об этом нам с Луизой! Ему сделалось плохо. Боже, он полчаса не мог слова выговорить! Луиза принялась хлопотать возле него, а я поспешил к вам сообщить новость. Ужасно, мой друг, ужасно!! Вы уверены, что никто не догадается, где она? Не дай Бог, если ее схватят! Она поплатится головой, потому что прокурор, хоть и негодует, но не посмеет отказать кардиналу. Он непременно добьется нужного его высокопреосвященству приговора. Вы представляете, что будет, если ее схватят? Господи, от всех этих волнений я чертовски проголодался.
После этих слов д'Артаньяну ничего не оставалось, как спуститься с Портосом в трактир.
Утром д'Артаньян, предчувствуя возможные осложнения, поехал в Лувр как можно раньше. И не ошибся: едва он успел проверить посты, как из своих покоев вышел король, велел лейтенанту взять двадцать мушкетеров и следовать за ним. На почтительный вопрос, приказать ли подать коня из мушкетерской конюшни, король только отрицательно мотнул головой.
Они вышли из ворот Лувра — впереди король, шагающий широко и твердо, за ним, отстав на полшага, д'Артаньян, и еще на шаг позади, колонной по двое, вооруженные мушкетеры.
Король, не оглядываясь, пересек улицу Сент-Оноре и подошел к воротам Пале Кардиналь. Завидя его, гвардейцы отдали воинское приветствие. Король пнул ногой створку ворот и прошествовал во двор. У дверей его уже ждал офицер гвардейцев, но Людовик нетерпеливо отстранил его и вошел в здание, за ним д'Артаньян, за д'Артаньяном мушкетеры, вдруг вспомнившие многочисленные стычки с гвардейцами и потому державшиеся высокомерно и сурово.
Король, не обращаясь непосредственно ни к одному из приближенных Ришелье, потребовал провести его в спальню кардинала.
Д'Артаньян, следуя за ним, догадывался, сколь велик гнев Людовика, ибо всем, и королю в том числе, было хорошо известно: кардинал работает ночами, а в первую половину дня отсыпается. Никто не смел его будить. И без слов было ясно, что король намеренно пришел так рано, желая показать, как сильно он разгневан.
Хотя Людовик шел быстро, камердинер кардинала успел не только разбудить Ришелье, но и набросить ему на плечи халат.
В двери король обернулся к д'Артаньяну и бросил:
— Проследите, чтобы здесь не было гвардейцев господина кардинала! — и вошел в спальню, не потрудившись закрыть за собой дверь.
— Как вы посмели передать в руки судейских документы, бросающие тень на доброе имя королевы Франции? — услыхал лейтенант резкий голос своего повелителя.
— Сир… — дальше кардинал заговорил, понизив голос, и лейтенант больше ничего не расслышал.
— А мне нет дела, что судебный процесс уже начался! — крикнул король.
И опять долгое и неразборчивое бормотание кардинала.
— Это ваша забота и забота ваших судейских, как изъять доказательства! Я сказал! — король выбежал из кабинета, яростно захлопнув за собой дверь, словно хотел отрезать от себя своего министра, и помчался к выходу. Мушкетеры, слышавшие последние, властные слова короля, посмотрели на него с уважением и поспешили за ним.
Но на этом "утро твердых шагов", как впоследствии назвали его придворные остряки, не окончилось.
Людовик, столь же стремительно, как шел в кардинальский дворец, вернулся в Лувр, прогромыхал каблуками по залам и переходам, ведущим на половину королевы и ворвался в ее спальню.
Д'Артьаньян с удовольствием отстранил швейцарца и сам встал у двери, охраняя повелителя.