Выбрать главу

— А что насчет того, чтобы перенести советское посольство в Иерусалим? При каких условиях это возможно?

— В обозримом будущем — ни при каких. Насчет этого существует в мировом общественном мнении консенсус…

— То есть, первым Советский Союз этот консенсус не нарушит?

— Даже и вторым.

Такой вот получился разговор. Наивный несколько, если судить с нынешних позиций. Но достаточно полно показывающий мой настрой в те уже безумно далекие дни.

В Москве тем временем нарастала неразбериха. Советский Союз уже треснул по всем швам. Из Иерусалима торопили с приездом, поскольку советскому послу надо было успеть вручить верительные грамоты, пока юридически Союз существовал. Помню, звонил кому-то из помощников Горбачева и просил воздействовать на шефа, чтобы он не слагал с себя президентских функций, пока я не вручу верительные грамоты. Шутка, но горькая…

Из Москвы вылетел 19 декабря. Тогда наши самолеты еще не летали в Израиль, а МИД уже экономил валюту. Поэтому “Аэрофлот” доставил меня в Каир. Встречал наш Генеральный консул в Израиле А. Ф. Чистяков. После краткого, но содержательного завтрака у советского посла в Египте В. П. Полякова двинулись на машинах через Синай в Тель-Авив. Потом мне долго приходилось объяснять журналистам, почему я появился в Израиле “с черного хода”. Никак не могли они поверить, что у советского МИДа нет денег на билет до Тель-Авива. Все пытались докопаться до какого-то “подтекста”…

Жизнь в Тель-Авиве началась в субботу 21-го декабря и началась она с отеля “Хилтон”, куда меня поселили до подыскания резиденции. Встретил меня большой рыжий таракан левантийской, видимо, породы. Окна выходили на пустынный пляж и на зимнее, беспокойное Средиземное море. Вечером поехал в Иерусалим. В театре Семена Злотникова (встречался с ним еще в Москве) давали его же пьесу “Зеркало для олим первого года обучения”. Так, с места в карьер, началось мое знакомство с жизнью “русской алии”, “русского” Израиля.

“Олим” на иврите — множественное число от “оле”, что значит “восходящий” (к Храму). Так торжественно именуют репатриантов. То есть они “восходят”, поднимаются в Израиль. Но “русские” евреи включают ивритские слова в грамматические формы русского языка. Отсюда — “олим” (репатриант) и “олимка” (репатриантка). И множественное “русское” число — “олимы” (репатрианты). Такова ныне разговорная речь. Но в 1991 году “русские” еще не управились с ивритом. Поэтому Злотников написал “для олим”. Сейчас он написал бы “для олимов”. Словом “алия” обозначается переселение евреев в Палестину (Израиль). В более узком плане так называют группу евреев, прибывших из какой-либо страны или в какой-то определенный период времени. Говорят, например, “русская алия” (приехавшие из России) или “первая алия” (переселенцы конца XIX века).

Воскресенье здесь — день рабочий (и зовется, разумеется, не “воскресенье”, а просто “йом ришон”, то есть “день первый”, ибо с него-то и начинается еврейская неделя). С утра отправился в МИД. Таковой, — как и все израильское начальство, — находится в Иерусалиме. А поскольку мировое сообщество не признает Иерусалим столицей Израиля, то все посольства (кроме Коста-Рики и Сальвадора) расположены в Тель-Авиве. Очень неудобно. Почти каждый день (а иногда и по два раза) приходилось мотаться туда и обратно, а это — 130 км и два часа без толку потраченного времени.

В этот же день — первое посещение своего рабочего места. Рабочее место — это Генеральное консульство СССР, ныне преобразованное в посольство.

Группа советских консульских работников (3 человека) прибыла в Тель-Авив в июле 1987 года. Формальная задача — урегулирование юридического статуса советской собственности, плюс — оформление документов гражданам СССР. Но фактически таким путем было обозначено дипломатическое присутствие СССР в Израиле. Соответственно в июле 1988 года в Москве появилась консульская делегация Израиля.

Я хорошо знаю Арье Левина, генерального консула, а затем посла Израиля в России. Умный, интеллигентный человек. Профессионал высшей пробы. Прекрасно ориентировался в российских лабиринтах. Критически оценивал виляния израильской политики по отношению к Москве.

“Когда большая алия достигла пика, — говорил он в июле 1996 года, — Россия перестала интересовать нас. Это ошибочный подход. Нельзя пренебрегать контактами с Россией, ссылаясь на нашу “проамериканскую” ориентацию. Нельзя забывать о том, что Россия — мощная держава. Сегодня она повержена, разъята, но, поверьте мне, через десять лет она вполне может наверстать упущенное”.

Надеюсь встретиться и поговорить с Арье в 2006 году…

Советское генконсульство занимало несколько небольших комнат на 15-м этаже здания, носившего название “Мерказ текстиль” (“Центр текстиля”). У входа в наши апартаменты стоял, вернее, сидел солдат с автоматом, именуемый “мальчик Мотя”. Охранял нас, стало быть. В кабинете все было как положено: портрет Горбачева, сейф и телефон с гербом Советского Союза на диске. Собрались — поговорили. Сотрудники с любопытством смотрели на меня, я — на них. Началась притирка, которая, как правило, никогда не кончается.

На следующий день после вручения верительных грамот состоялся первый урок иврита. Научить меня ивриту взялась очаровательная девушка из Грузии Нана Наш. Если сразу заглянуть в конец, то не научила. Может быть, потому, что процесс обучения интересовал меня больше, чем результат. Мои достижения — сотни полторы расхожих слов и выражений плюс умение прочитать вывески на улице. Помогало создавать атмосферу…