Снаружи тоже стоит небольшой покосившийся деревянный указатель со стрелкой, показывающей на тропу, и подписью «Дом».
Невозможно.
Я смотрю вглубь леса и еле сдерживаю первый же порыв броситься вперёд, чтобы убедиться или опровергнуть. Пялюсь на табличку, на надпись, как полный кретин, не в силах принять очевиднейшее решение. Ты пришёл сюда не за этим, болван, ты всего лишь хотел подышать свежим воздухом и только. Тебя ждёт куда более важная миссия.
Но разве не ради того, чтобы вернуться домой, я и затеял весь этот крестовый поход?
Я всё-таки срываюсь с места и бегу вперёд по тропинке, а холодный ветер режет мне лицо, но я терплю, потому что уже совсем скоро оно согревается вместе с остальным телом. Сердце разгоняет кровь, разнося живительное тепло.
Я бегу быстро, и уже спустя где-то пятьсот метров дыхалка начинает сдавать, а ноги наливаются болезненной тяжестью. Не останавливайся, несись дальше, слышишь?! Но чаща не желает расступаться и исчезать. Если надпись на табличке не врёт, то я совсем скоро увижу совсем другой пейзаж. В детстве меня не пускали в лес на западной стороне, мол, там водятся опасные дикие звери, но теперь проясняется истинная причина запрета.
Когда я почти на исходе, деревья, наконец, редеют, и взору открывается низина, с небольшими возвышенностями чуть дальше, вся укрытая белоснежным снегом, лысая — лишь где-то в километре впереди виднеется лесополоса. И где-то вдалеке близ голой рощи стоит одинокий двухэтажный дом, окружённый высоким деревянным забором.
Тот самый дом, который снился мне последние шестнадцать лет.
Я замедляюсь, ноги становятся ватными и теперь с трудом удерживают грузное тело. Каждый шаг — грёбаный подвиг. Лёгкие наполняются обжигающей морозной болью даже при слабом вдохе. Но я иду вперёд, невзирая ни на какие трудности, потому что вот оно, вот то, ради чего я так долго боролся, терпел лишения и невзгоды, к чему стремилась каждая клеточка моего тела и все частички души.
На удивление тропинка продолжается, кто-то расчистил снег, раскидав его по сугробам вдоль дороги. Скорее всего работа роботов, но для чего? Неужели здесь ещё кто-то живёт? Даже визуально до дома не больше трёхста метров. Забавно, а в детстве расстояния казались огромными и непреодолимыми, практически бесконечными, словно вся вселенная в твоём распоряжении.
Наконец подхожу к тёмно-зелёному забору, огораживающему знакомый двор. Шестнадцать лет прошло, а здесь ничего не изменилось, словно время застыло и заново пошло только сейчас, с моим возвращением.
Сам дом такой же синий, деревянный, с шиферной крышей и слегка облупившейся кое-где краской. Окна с белыми рамами плотно заперты, чтобы не впускать холод. Из печной трубы валит дым, явно говоря о чьём-то присутствии внутри.
Неужели…
Я открываю калитку, захожу во двор и ступаю на узенькую тропку, ведущую к крыльцу. Ощущение такое, словно враг своим кулаком пробил мою грудную клетку и сжал сердце, собираясь вот-вот раздавить его. С каждым шагом всё сильнее и сильнее задыхаюсь. Вот ещё немного и моя рука коснётся дверной ручки. Я протягиваю её, и пальцы еле-еле трогают холодный металл…
— Менке? — раздаётся сзади женский голос.
Я замираю. Как же страшно обернуться и не увидеть ничего, поняв, что мне всего лишь почудилось.
Но надо найти в себе силы. Я зажмуриваюсь, трясу головой, решаюсь и разворачиваюсь.
У калитки стоит мама.
За шестнадцать лет она не постарела ни на день. Ей по-прежнему как будто около тридцати, но, наверное, это потому, что она азиатка, а над ними возраст проделывает невероятные фортеля. Или же тут другая причина. На ней строгая водолазка, тёплые брюки, пальто — и всё, конечно же, непременного чёрного цвета.
Но всё-таки кое-что изменилось. Её взгляд. Где та холодная презрительная надменность, к которой я привык? Она смотрит на меня так, как истово любящая мать смотрела бы на вернувшегося с войны сына. Её рот растягивается в слабой улыбке.
Нет, сука, я не плачу. Не плачу. А не верите — идите нахуй. Если у меня слёзы текут, так это от ветра.
— Мама. — Мой голос звучит так жалко и сдавленно, что самому стыдно.
Она вдруг резко срывается с места и бежит мне навстречу, а как только добегает, то сразу бросается на шею и крепко обнимает. Хех, ну да, я теперь сильно выше её ростом. И я в ответ крепко прижимаю её к себе, вдыхая долгожданный хвойный аромат.