Но Ума и сама собиралась пойти по собственному пути. Её план зрел последние шестнадцать лет, и она не могла допустить, чтобы он сорвался.
Она сделает всё возможное, чтобы её сын обрёл счастье.
Менке Рамаян. Конец
— Менке! Очнись!
Голос, поначалу тихий и далёкий, ворвался в разум сквозь барабанные перепонки, как пробивающий хлипкое заграждение танк. Звон тысячи пушек наполнил голову, и Менке почувствовал себя контуженным, которого только что шарахнули по голове лопатой. Он открыл глаза. Вокруг синели стены родного дома.
— Ты живой?
Ден Унаги сидел перед ним на корточках и без всякого участия смотрел, как Менке потихоньку приходит в себя. В комнате царил полумрак — свет лишь немного пробивался сквозь плотные занавески на окнах. И на том спасибо, хотя световосприятие глаз он мог уменьшить и программно.
— Живой, — кое-как проговорил Менке и с трудом привстал.
— Что случилось?
— Если вкратце — мой нейроком заражён вирусом, который стирает субличности. Теперь он добрался и до Психа Колотка. Больше у меня никого не осталось.
— Это плохо. Почему не удалил его?
— Потому что он написан на теклане.
Ден кивнул и более ничего спрашивать не стал. Менке осмотрелся вокруг, и на краткий миг сквозь пелену головной боли прорвалось ощущение, будто ему десять лет, а всё прочее — просто сон, долгий и дурной. Обстановка в доме ни капли не поменялась: та же простая, но крепкая деревянная мебель, те же узорчатые синие обои, картины русской академической живописи на стенах, небольшой голоэкран, на котором он смотрел фильмы про космические приключения, и целый шкаф с раритетными нынче бумажными книгами. Прошлое в его отсутствие не покрылось пылью, а сияло чистотой и дышало свежестью. Он в самом деле вернулся домой.
Ден вновь поднялся на ноги, протянул Менке руку и помог ему встать.
— Интересно, что это за место? — спросил он.
— Мой дом, — ответил Менке. — Я тебе рассказывал.
— Любопытно…
Ден отправился бродить по комнатам, внимательно разглядывая всё вокруг. А перед глазами Менке рисовались картины того, как он, маленький, бегал тут везде, играл, развлекался, учился, тренировался. Он зашёл в маленькую комнатушку, больше походившую на каморку, служившую маминой спальней. На тумбочке у кровати стояла большая рамка, под стеклом которой лежало не фото, а рисунок, портрет, выполненный простым карандашом. Мамин портрет.
Менке сразу узнал рисунок, ведь сам нарисовал его шестнадцать лет назад, за день до Раскола. И отчётливо, будто ежедневно пересматриваемый фильм, запомнил, как мама уничтожает его. Звук рвущейся на части бумаги до сих пор стоял в ушах. Но как это возможно? Ведь вот же он, целый и невредимый.
Менке взял рамку, вытащил рисунок и потрогал его пальцем. Бумага та же, явно карандашный грифель, а не печатные чернила — значит, не копия. Копию порвали при нём. А оригинал сохранился. Перед ним сыграли спектакль, в котором мама исполнила роль холодной и злой воспитательницы, но на самом деле она любила его, и доказательство этого он сейчас держал в руках.
Менке сложил рисунок вчетверо и спрятал во внутренний карман куртки. И нащупал там ринфо, которое мама передала ему перед тем, как Гусак Петро стёр Психа Колотка. Он сперва сжал его пальцами, чтобы достать и просмотреть сейчас, но тут же отпустил — нет, рано. Ден рядом, и они ещё не добрались до Златограда. Менке вышел из комнаты и ещё раз осмотрелся. Каждый день он мечтал о том, чтобы сюда вернуться, а вернувшись, не ощутил той радости, которую ожидал. Прежнее счастье ушло навсегда. В его руках лишь возможность создать новое.
Менке нагнал Дена, и они двинулись к выходу из дома, раскрыли дверь и оказались на улице. Минусовая температура тут же дала о себе знать. Менке невольно поёжился и понял, почему мама затащила его внутрь, пока он валялся без сознания — тут он за десять минут вполне мог околеть или что-нибудь отморозить.
Ден замер на крыльце, глядя на забор, огораживающий по периметру двор. Он прищурился, словно пытался высмотреть что-то сквозь плотно сбитые доски.
— Иди первым, — тихо, почти на ухо, сказал он. — Возможно, дальше засада. Тебя роботы не тронут, но ты сможешь дать сигнал в случае чего.
Менке решил не порицать вновь Денову манеру отдавать приказы — похоже, это всё равно бесполезно, тем более что сейчас мысль он высказал здравую. Гердянки, конечно, не обладали достаточно развитым интеллектом для такой сложной тактики как засада, но на территории противника всегда следовало соблюдать осторожность.