— Ты мог бы спокойно сидеть дома и целыми днями трахаться с серверами там. Но ты для этого вышел сюда. Потому что здесь ты создал автономную сеть, чтобы обеспечить закрытую связь. А такой уровень шифрования может понадобиться только одной группе людей. Унагистам. Ну так что, мне сдать тебя роботам?
— Пожалуйста, не надо. — Парень начинает хныкать. — Меня заставили, клянусь.
— Ну да, я вижу, как ты тут страдаешь. Ладно, плевать. Всё равно я это место использовать уже не смогу. Если не хочешь отправиться в тюрьму или остаться без руки, то теперь будешь работать на меня. Усёк?
Я чуть сильнее выкручиваю ему руку, чтобы до него уж точно дошло.
— Усёк! — тут же кричит он, скривившись от боли.
— Вот и славно.
Я отпускаю его, и он отскакивает от меня на три шага.
— Что тебе нужно?
Сразу к делу — мне это нравится.
— Доступ к закрытому каналу связи унагистов. И твоё имя.
— Все зовут меня Шот.
— Да не гони, наверняка никто тебя так не зовёт. Слишком крутое имя для такого задрота. Я буду звать тебя Шорт.
— Очень хорошо, что ты нашла это место, — слышу знакомый голос за спиной.
Я оборачиваюсь. Из темноты прохода появляется Нане с гаусс-пистолетом в руках. Его дуло смотрит прямо на меня.
— Что происходит? — спрашиваю я.
В голове полный сумбур. Зачем сестра направила на меня пистолет? Она что, так сильно обиделась на то, что я её прогнала?
— Я рассчитывала лишь забрать твои записи, но сорвала джекпот. Возможность ударить ещё и по унагистам — это дорогого стоит.
— Какой-то проходной двор, — ворчит за спиной Шорт.
— А ты вообще сиди и помалкивай, если хочешь остаться в живых, — неожиданно дерзко отвечает ему Нане.
Что случилось? Где моя скромная и тихая младшая сестрёнка?
— Отдавай записи, Ада.
Я ухмыляюсь.
— Не знаю, какую игру ты затеяла, но ты мне ничего не сделаешь. Я — твой брат.
— Я, может, и не сделаю.
Нане отходит чуть в сторону, и из-за её спины из темноты появляется вторая фигура. Высокий высокотехнологичный андроид ростом два метра пятнадцать сантиметров, сделанный из блестящего фромина и с синим перевёрнутым треугольником на лбу. Кряк. Он тоже держит в руках пистолет, но уже настоящий, какими снабжают полицейских.
В голове наконец-то начинает складываться картина.
— Это ты помогла им найти мою прежнюю лабораторию. — От гнева мои кулаки сжимаются. — И подстроила пожар, чтобы помешать мне изучить мозги этой гердянки. Но почему, Нане? Почему?
На последнем слове мой голос срывается, потому что эмоции переполняют меня — они словно бездонный океан, в котором я тону и захлёбываюсь. Я внимательно смотрю на Нане, в её глаза, надеясь найти там ответ, но вижу лишь тоску и печаль, тихую грусть, которая отчётливо мне что-то напоминает, но я не могу вспомнить, что именно. Я уже видела точно такой же взгляд полный боли — невыразимой, немыслимой.
Мама… это мамин взгляд. Перед тем, как она сбросила нас с ней с обрыва.
«Прости. Так нужно. Я люблю тебя». И сейчас история повторяется уже с Нане.
— Записи. Пожалуйста. — Голос сестры настойчив, но не злобен. Она явно сама не в восторге от того, что делает. Тогда зачем?
Я лезу в сумочку, достаю свою тетрадку и бросаю в их сторону. Кряк ловит её, открывает и просматривает.
— Да, в этот раз настоящие.
На кончике его пальца зажигается маленький огонёк, как от зажигалки. Он подносит его к уголку моей тетрадки, и вскоре её целиком охватывает пламя. Я смотрю, как сгорает работа всей моей жизни, а вместе с ней умирает и что-то куда более важное внутри меня. Мне не жалко записей — да, придётся потратить время, чтобы всё восстановить, но я помню все основные моменты. А вот то, что это сделала Нане, причиняет мне боль, от которой я готова разрыдаться до истерики, и лишь мощное усилие воли и крайнее нежелание показывать ублюдку Кряку свою слабость позволяют мне держаться.
— Что они тебе пообещали? — спрашиваю я у сестры. — Билет до Златограда? Продала меня за собственное бессмертие?
— Если бы ты всё знал, Менке, ты бы меня понял.
Она вновь игнорирует Аду, обращаясь напрямую к Менке.
— Я никогда не пойму, как можно предать своего близкого, — отвечаю я.
— Это не предательство. Как раз наоборот. Я не хочу причинять тебе боль, но так нужно. Надеюсь, однажды ты меня простишь.